место дворецкого, на что он рассчитывал после смерти родителя, утвердив на этом посту Михаила Яковлевича Русалку. Приглашая по-прежнему Патрикеева-младшего на заседания малой думы, Иоанн тем не менее не звал его, как прежде отца, на совет ближних бояр, явно отдавая предпочтение другим. Однако Иван Юрьевич молча сносил свою тайную обиду, надеясь ещё, что государь и брат его не забудет о заслугах семейства Патрикеевых перед великими князьями, отдаст ему должное.

Заранее были намечены и подготовлены места стоянок для участников похода. Как правило, это были города или большие монастыри. Если же являлась нужда остановиться в чистом поле, то бараши разбивали шатры, воеводы выставляли охрану, дружинники и слуги разводили костры, готовили пищу, да так и ночевали. В каждом попутном городе и большом селении навстречу Иоанну спешили новгородцы с приветствиями и дарами.

Самая пышная встреча состоялась в ста верстах от Новгорода. Многолюдную процессию из посадников и бояр возглавлял сам архиепископ Феофил в парадном одеянии. Рядом с ним навстречу государю шествовал воевода Новгородский Василий Васильевич Гребёнка-Шуйский. Чуть поодаль, отступив на небольшой шажок, величаво плыл архимандрит Юрьева монастыря Феодосий, за ним — и остальная свита владыки из представителей духовенства: его казначей Сергий, духовник Евфимий Мешков, ещё несколько священнослужителей. Большинство встречающих были хорошо знакомы Иоанну, он сдержанно ответил на приветствия посадников Василия Ананьева, Ивана Афанасьева, Василия Есипова, Василия Никифорова и других. После длительных приветствий и поклонов владыка подал знак, и к ногам великого князя поставили две бочки вина. Следом, словно обрадовавшись возможности проявить свою любовь, кинулись делать подношения и остальные встречающие: мехи с вином, креплёным мёдом. В ответ Иоанн угостил прибывших хорошим обедом. Тут жалобщиков до него не допустили: охрана и государева, и новгородская строго следили за тем, чтобы не испортить важную встречу.

Весь путь до Новгорода занял у Иоанна ровно месяц, к Новгороду он пожаловал 21 ноября, как раз к празднику Введения Пречистой Богородицы. Но в сам город, где на Торговой стороне имелся просторный великокняжеский дворец, часть которого, правда, была занята местными приказами, он не поехал. Остановился за стенами крепости, на древнем Городище, где в тот же день отстоял обедню в старинном храме Благовещения.

И тут владыка Феофил нанёс великому князю обиду, которую тот потом долго не мог забыть и, пожалуй, не простил никогда. Со старинных времён архиепископ Новгородский по положению являлся главой города, он принимал в присутствии посадников самых важных гостей и послов, подписывал все важнейшие договора и грамоты, за ним оставалось последнее слово при утверждении важнейших решений. Он, естественно, отвечал и за приём такого гостя, как великий князь Иоанн Васильевич. И прислал к нему руководить доставкой припасов для великокняжеского двора каких-то двух малозначительных чиновников. Восприняв это как умаление своего достоинства, Иоанн осерчал, прогнал их от себя, отказался от архиепископских угощений. Феофил быстро понял, чем грозит ему такая ошибка, и кинулся её исправлять. Послал бояр просить от его имени прощения, и тут же в Городище явился наместник владыки Юрий Репехов, которого великий князь всё же принял, его услугами и кормами остался доволен. Но в знак ещё не остывшей немилости он отказался от обеда, на который его пригласил владыка, а назначил назавтра обед у себя, созвав всех знатных людей Новгорода. Сам же сразу начал принимать жалобщиков, и среди первых — пострадавших со Славковой улицы.

Чем больше слушал он этих несчастных людей, тем ниже падали в его глазах те вольности, которыми похвалялись новгородцы. Как и повсюду, истинной свободой тут располагал лишь тот, кто имел состояние. И если в той же великокняжеской Москве можно было поискать на обидчика управу на боярском суде или даже у самого государя, тут её не было нигде. Так по крайней мере казалось Иоанну, когда он слушал слёзные рассказы ограбленных и изувеченных, униженных людишек, виноватых лишь в том, что в своё время выступили против подписания договора с Казимиром Литовским, держались старых обычаев. Жалобщики обвиняли в измене не только самих обидчиков, лично участвовавших в избиениях и грабежах, но и степенного посадника, и даже самого владыку, не принимавших никаких мер к прекращению разбоя.

Иоанн старался не выдавать своих эмоций. Он лишь кивал головой в знак того, что слушает и понимает обиды, иногда задавал вопросы, следя за тем, чтобы дьяки Никита Беклемишев и Алексей Полуектов успевали записывать их показания, имена, фамилии, факты.

На следующий день после устроенного великим князем знатного обеда, на котором присутствовали архиепископ, посадники и бояре Новгорода, Иоанн продолжил приём жалобщиков, которые теперь говорили не только о нанесённых им прежде обидах, но и о том, что продолжают слышать угрозы от своих противников, ободрённых его молчанием, что те советуют им прикусить язык, пока не поздно.

— Я найду способ вас защитить, — только и сказал великий князь, дослушав последнего из прибывших на Городище жалобщиков.

23 ноября Иоанн впервые торжественно въехал в Великий Новгород, где в храме Премудрости Божией Софии в его честь состоялся торжественный молебен. Он с почтением приложился к древним новгородским святыням: образам Спаса и Пречистой Его Матери, поклонился гробам местных святых и праху предков своих, князей, лежащих здесь же.

На обеде у владыки Иоанн был весел, общителен, шутил и слушал. В добром настроении принимал владычьи подарки: три постава-тюка прекрасного ипского сукна, сто Корабельников — золотых иностранных монет с изображением розы и корабля, драгоценный моржовый, или, по-местному, рыбий зуб, бочку вина красного да бочку белого. Тут он впервые позволил себе расслабиться и выпил полный кубок сладкого критского вина. Закружилась голова, и все люди показались ему достаточно приятными, он даже пожалел, что на приёме нет женщин — хоть поглядеть на них. Иоанн уже крепко заскучал по своей Софье Фоминичне. Но о главном деле, ради которого приехал, не забывал ни на минуту.

На другой день великий князь проснулся, как всегда, рано и потребовал к себе дьяков с записями жалоб и речей пострадавших. Ещё раз читал их, сравнивал, перепроверял. Всё сходилось на том, что действительно Василий Ананьин со своими дружками — детьми боярскими Богданом Есиповым, Иваном Лошинским да Фёдором Исаковым и с другими били и грабили именно тех людей, которые особенно активно поддерживали его во время первого похода на Новгород. Среди грабителей назывались имена Григория Тучина, Василия Никифорова, Матвея Селезнёва, Ивана Афанасьева с сыном. По свидетельству многих очевидцев, они не только грабили, но и ругали великого князя Московского, хулили его властолюбие, его слуг, говорили, что не боятся его.

Чтобы