года, прошел почти незамеченным. Капитаны были быстро выкуплены после катастрофы при Марино, но большинство их последователей были рассеяны или погибли. Сильвестр Будес вернулся к разбойничьей жизни во Франции и был обезглавлен по приказу бальи Макона в начале 1380 года. Некоторые из его последователей, оставшихся в Италии, переформировались в новые компании. В 1381 году они все еще действовали в Тоскане, но со временем растворились в военном преступном мире полуострова. Жан де Малеструа и Бернар де Ла Салль поступили на службу к королеве Неаполя с тем, что осталось от их компаний. Малеструа умер в Италии в 1382 году. Ла Салль провел остаток своей жизни в Италии и на провансальских территориях Неаполитанской короны. В конце концов он женился на незаконнорожденной дочери миланского деспота Бернабо Висконти, став таким образом шурином другого успешного авантюриста, сэра Джона Хоквуда[492].

Восседая в большом дворце Пап на восточном берегу Роны, Климент VII был очевидным созданием Франции, которым он всегда был в глазах англичан и немцев. За пределами Прованса и долины Роны Европа разделилась по линиям, которые более или менее соответствовали ее существующим политическим делениям. Климент VII был признан в странах, которые были связаны с Францией, но почти нигде больше. Королева Неаполя поддерживала его с самого начала. Шотландия одной из первых встала на сторону Франции. Французские правители Савойи и Кипра последовали его примеру. В Германии у Климента VII было очень мало поддержки, но и то, что он имел, исходило от клиентов Франции. Остальная Германия и латинские церкви центральной Европы в подавляющем большинстве были за Урбана VI. На имперском сейме во Франкфурте в феврале 1379 года послы, которых Карл V отправил продвигать дело Климента VII среди немецких князей, столкнулись с тем, что на публичных заседаниях им читали лекции об их ошибках, а на банкетах их заставляли сидеть за столом в одиночестве, как прокаженных или еретиков[493].

В двух регионах, Фландрии и Испании, дилеммы, возникшие в результате раскола, были напрямую связаны с политическими проблемами, порожденными англо-французской войной. Фландрия юридически была частью Франции. Ее территория была разделена между четырьмя французскими епархиями, во всех из которых были епископы-клементисты. Граф, Людовик Мальский, возможно, изначально был склонен придерживаться Климента VII, как и его французские родственники. Но он знал, что не сможет заручиться поддержкой своих подданных, да и вряд ли пытался. В июне 1379 года Людовик принял решение церковного собора, собравшегося в Генте, о признании Урбана VI[494]. Его решение отражало те же политические императивы, которые удерживали его от участия в англо-французской войне в течение тридцати лет. Стабильность его правительства зависела от населения промышленных городов, прежде всего Гента, где подозрительное отношение к Франции было давней традицией, а экономические и политические связи с Англией были очень прочными. Климент VII никогда не пользовался большой поддержкой во Фландрии.

Более сложной ситуация была  на Пиренейском полуострове, где мнения разделились на всех уровнях. Все четыре пиренейских королевства первоначально приняли политику нейтралитета, в большинстве случаев по искренним соображениям. Однако все четыре в конечном итоге были вынуждены отойти от нее под давлением, возникшим в результате войны между Англией и Францией. Фернанду I Португальский был самым непостоянным из иберийских правителей и самым откровенно оппортунистическим. В начале 1380 года, вопреки настроениям большинства своих подданных и советам большинства своих советников, он объявил себя сторонником Климента VII в то время, когда он надеялся установить более тесные отношения с Кастилией и Францией. Главный сторонник этой политики в Совете Фернанду I в конце года представил французскому двору цветистый отчет о принятом решении, в котором признал, что отношения с Францией были важным фактором. Однако уже через несколько месяцев Фернанду I попытался возродить союз с Англией и вел тайные переговоры с Римом. Португалии было суждено трижды за пять лет менять свою верность в ответ на требования дипломатии и военные поражения. В Кастилии король Хуан I заказал самое тщательное расследование обстоятельств избрания Урбана VI, но затем проигнорировал его результаты. Когда в мае 1381 года он, наконец, признал Климента VII, это произошло из-за неустанного давления со стороны Франции, от которой кастильский король зависел в своей защите от все более агрессивных планов Джона Гонта и Фернанду I. Решение Хуана I, как и решение Фернанду I, было противоречивым в его собственной стране и было принято вопреки советам многих его советников. Хронист Айала, известный франкофил, несколько раз служивший послом Хуана I во Франции, не позаботился о том, чтобы скрыть свое отвращение к решению, которое было рассчитано на аудиторию за пределами Кастилии. Только королям Арагона и Наварры удалось избежать окончательного решения. Однако у обоих правителей были наследники, тесно связанные с Францией, которые привели свои страны в авиньонский лагерь, как только вступили на престол[495].

Папский раскол разрушил международное влияние папства более чем на столетие, превратив обоих соперников в клиентов тех государств, которые решили их признать. Это был серьезный удар по делу мира. Авиньонские Папы, при всей их пристрастности, были ответственны за единственные серьезные попытки дипломатического урегулирования между Англией и Францией за последние сорок лет. Заключительная часть мирной конференции в Брюгге произошла в последние недели понтификата Григория XI. Изгнанный пуатевинский барон Гишар д'Англе, ныне граф Хантингдон, представлял Ричарда II. Его сопровождала обычная группа юристов. Напротив них сидел епископ Байе со своими юристами. Но все они присутствовали здесь только для проформы. У обеих сторон в планах были крупные военные предприятия. В мае 1378 года, после того как пришло известие о смерти Григория XI, заседания прервались. Ничего не было согласовано, кроме договоренностей о следующей встрече, но и они были быстро отменены церковным расколом. Из двух папских легатов на конференции Пилео да Прата позже был сделан Урбаном VI кардиналом и стал одним из самых активных его агентов. Его коллега, Гийом де л'Эстранж, переметнулся на сторону Климента VII. Он предпринял героическую попытку самостоятельно продолжить процесс, и под его эгидой состоялся ряд безрезультатных конференций в Пикардии и Кале. Но это была безнадежная задача[496].

Раскол не только привел к маргинализации единственного института, обладавшего влиянием, чтобы заставить враждующие стороны начать переговоры, но и способствовал значительной дипломатической перестройке среди ведущих европейских держав. Он создал новые связи между Англией и Германией, спустя тридцать лет после последнего союза между английским королем и императором. И он возродил старый политический союз между Англией и городами Нидерландов, которые были решительно настроены углубить разрыв разрывы между Францией и Фландрией. Эти события активно поощрялись обоими соперничающими претендентами на папскую тиару, каждый из которых надеялся одержать победу с