Вскоре вернулся и Матюшенко. Он принес хлеб, кусок сала и четверть молока.

— Живем, хлопцы! — весело сказал он. — В деревнях немцев еще нет.

Из леса пришли еще шестеро бойцов. Почти все они были легко ранены.

Теперь отряд Батракова увеличился до двенадцати человек.

Они поели, а потом некоторое время сидели, отяжелевшие, задумчивые. Ели только хлеб, запивая его по очереди молоком. Сало Батраков спрятал, предварительно отрезав от увесистого куска хороший ломоть. Он завернул его в тряпицу и протянул Саше:

— На дорогу.

— Уходит хлопец? — спросил Матюшенко.

— Да. Товарищи красноармейцы, слушай мою команду! — Превозмогая боль в ноге, Батраков поднялся. — Становись!

Бойцы построились между деревьями.

— Смирно-о!

Батраков прямо и твердо стоял перед замершей шеренгой, а рядом с ним, прижав винтовку к бедру, стоял Саша.

— Товарищи красноармейцы, во-первых, поздравляю вас с освобождением из осады!

— Служим Советскому Союзу! — глухо ответили одиннадцать человек.

— Товарищи бойцы, — продолжал Батраков, — вчера вечером вас поднял в атаку допризывник Александр Никитин, житель города Чесменска, член ВЛКСМ.

Одиннадцать человек посмотрели на Сашу.

— Может быть, этому парню мы обязаны сейчас своим спасением и жизнью. Он совершил воинский подвиг, за который по уставу полагается награда. Но мы в окружении, штаба рядом с нами нет. Этого хорошего хлопца мы брать с собой не имеем права, он пойдет своей дорогой, куда — он знает. Но перед тем, как с ним расстаться, мы должны сказать ему наше большое красноармейское спасибо!

— Спасибо! — хором сказали бойцы.

— Спасибо! — повторил Батраков, крепко сжал в своих руках Сашину руку и поцеловал его.

— Не за что… что вы, — прошептал Саша, чувствуя, что на глазах его вскипают слезы.

— Есть за что! — продолжал Батраков. — Справа по одному — подходи! — скомандовал он.

И бойцы по одному стали подходить к Саше. Они жали Никитину руку, а некоторые, кто постарше, обнимали его и целовали.

Растроганный Саша с трудом сдерживал слезы.

Вот последний боец, раненный в обе руки, подошел, Саша сам обнял его и на миг прижался к его колючей щеке.

— За Перекоп, — прошептал боец.

— Это наша солдатская награда! — сказал Батраков. — Ну, не забывай нас, Александр, а мы тебя не забудем! — И он еще раз обнял и поцеловал Сашу.

— Спасибо вам, товарищи бойцы, за теплые слова, — тихо заговорил Саша. — Я ничего для вас не сделал… чтобы благодарить так… честное слово! Но я вас не забуду. Счастливо вам пробиться к своим! Желаю вам удачи, победы и… всем живым прийти домой! А я пошел. До свидания!

— Счастливо и тебе, Сашка! — ответил за всех Матюшенко. — Бери вправо, там проселочная дорога.

Саша с сожалением протянул Батракову винтовку и повторил:

— Я пошел. Я вас не забуду!

Пройдя немного, он оглянулся. Все бойцы смотрели ему вслед. Он помахал им рукой.

— Вперед, Александр! — сказал Батраков.

Оглянувшись еще раз, Саша увидел только стену деревьев и зеленые заграждения кустарника. Лес навсегда закрыл, спрятал его недавних товарищей по походу, осаде и атаке. Саша уходил один, и сердце у него больно билось от щемящей грусти, сердце сопротивлялось, звало Сашу назад. Сердце звало, но подчиниться этому зову Саша не мог и все шел, шел…

Он шел к своим старым школьным друзьям. Но он не знал, что ждало его впереди.

Впрочем, и в самой обыкновенной мирной жизни человек не знает, что ждет его впереди. В этом-то и заключается непреходящая, бесценная новизна жизни…

Было еще утро, часов десять, может быть, одиннадцать. Солнце по-прежнему проливало на лес неисчислимые потоки лучей, нежно золотя стволы гордых сосен, одевая драгоценными бликами белые стволы берез, вскипая в зеленой листве. Свет и мягкие нетревожные тени веселили лес, делали его праздничным, необычным. Необычность, праздничность дополнялась птичьим разноголосым оркестром.

В лесу войны не было. Природа жила мирной, спокойной жизнью.

И мало-помалу Сашу снова, как и ранним утром, стало охватывать радостное ощущение счастья и свободы. Он шагал легко. Почти не страдавшая, не знавшая ни больших бед, ни горьких утрат юность вела его прямой дорогой и пела на ухо самые светлые и легкие песни. В Сашином сердце жарко горела надежда, что все окончится благополучно — и у него, и у друзей, и у большой, великой его страны.

Но война не хотела прятаться в кусты. Она и в этом озаренном солнечным счастьем лесу напомнила о себе. Выстрел раздался с такой грубой, неподготовленной резкостью, что Саша шарахнулся в сторону и замер. Стреляли где-то близко. Подавляя дрожь в теле, Саша посидел в кустах, а потом снова пошел. Но теперь уже и солнце, и мягкие тени в лесу, и шорох птиц — все тревожило его.

Счастья не было, радости не было. Шла на земле война, уничтожала жизнь — и об этом забывать было нельзя.

ДОРОГИ ВОЙНЫ, ТЯЖЕЛЫ ВЫ, ГОРЬКИ!..

Мирные дороги остались позади, оглянешься, вглядишься — и все равно не видно: все застлано туманом. Они остались там — в мирной, неправдоподобной, сказочной дали.

Впервые в жизни Саше пришлось идти пешком по своей земле, но во вражеском тылу. Впереди немцы, сзади тоже немцы, вокруг немцы, немцы. Саша видел приземистые стальные танки с черно-белыми крестами на зеленой пятнистой и серой броне. Он видел короткоствольные и длинноствольные орудия; жерла их были повернуты на запад, а это значило, что движутся они на восток. Он видел большие, одетые броней машины — транспортеры, в которых сидели гитлеровцы в касках и весело скалили зубы.

Он видел самолеты — истребители и бомбардировщики: они пролетали над ним на восток и на север и несли в когтях смерть советским людям…

Он видел на опушках леса окопы, залитые водой, блиндажи, раздавленные немецкими танками. Много этих танков оставалось на месте бесформенными обожженными грудами металла, но еще больше, очевидно, двигалось дальше, чтобы снова атаковать наших бойцов на новых рубежах.

Саша не раз проходил через эти горькие, отравленные ядом гниения, закопченные, пропитанные машинным маслом и кровью, взятые немцами после ожесточенных боев рубежи. Трудно было идти через них. Трудно было видеть неподвижные, вспухшие от жары тела, лопнувшие гимнастерки, чуть не лопающиеся сапоги и обмотки. Смерть жестоко обезобразила лица павших, но павшие-то ведь были свои, советские…

Здесь, на местах недавних жарких боев, еще не собрано было оружие — винтовки, пушки без прицелов и даже танки. Почти все оружие было разбито, исковеркано, и лишь кое-где попадались исправные винтовки.

Но Саша видел, не легко удалось врагу парализовать силу этого оружия. Рядом с советскими танками стояли и