Шрифт:
Закладка:
Ее зовут. Что-то срочное надо сделать там, за стеклянной стеной.
— Не уходи, я скоро освобожусь, — просит она.
Но как же мне здесь оставаться?..
17
Я спустился в клети на рудничный двор и, улучив момент, когда дежурный отвлекся, свернул в главный железнодорожный тоннель и пошел по шпалам. Что же все-таки делать? Этого я так и не знал.
Грохот падающей в думпкары руды становился все отдаленней.
Что же все-таки делать?
Луч света ударил мне в спину. Оглушительно взревел тифон. Я обернулся. На меня надвигался электровоз. Он был уже совсем рядом. Я метнулся к стенке тоннеля, попытался плотнее приникнуть к ней, но там были навешаны толстые, оплетенные стальной лентой змеи электрических кабелей. Они отталкивали меня. Тифон продолжал реветь.
Я знал, что в тоннеле через определенные промежутки, специально для тех, кто случайно окажется на пути поезда, вырублены ниши. Но где ближайшая из них? Слишком поздно я спохватился. Нагруженный рудою состав быстро не остановишь.
Я рванулся вдоль тоннельной стенки. Затрещал, зацепившись за что-то, капрон куртки. Я рванулся еще раз, как только мог. Куртка распахнулась, и я грудью налетел на крючья, поддерживающие кабели. Пропоров свитер, эти крючья когтями впились в мое тело. Боль обрушилась, словно удар, лишила дыхания. Мелькнула мысль: «Но где? В какой стороне выход из тоннеля? Добегу ли я до этого места?»
Необыкновенный, яркий, как озарение, душевный порыв внезапно придал мне силы, оторвал от стены. Безотчетно повинуясь ему, я выскользнул, показалось мне, почти из-под самых колес электровоза, помчался не разбирая дороги, и лишь потом, долгими минутами позже, увидел перед собою далекий, ослепительно сверкающий светом солнечного дня, глазок тоннельного устья.
Не знаю, что думали машинист и его помощник. Да и едва ли они успели различить, человек, зверь ли промелькнул перед локомотивом.
Выбежав из тоннеля, я устремился дальше и дальше, бесстрашно проламываясь сквозь стенки еловых зарослей, взлетая на гряды камней, грудью, лицом ударяясь о них и вновь поднимаясь для следующего броска.
Наконец я свалился на мокрые плиты. В нескольких шагах от меня темнела ниша. Водяная завеса упруго колыхалась над входом в нее. Я был у цели. Еще минута, и, казалось, мое сердце перестало бы биться. Но теперь оставалось совсем немного — дотянуться до этих ласковых струй.
Навстречу мне из глубины ниши метнулся лебедь. Тот самый, с мазутным пятном. Он вынырнул из-под козырька ниши и взмыл в воздух. Это происходило беззвучно, и все же я слышал, я чувствовал, знал, что именно от белой огромной птицы сейчас исходит торжественный клич, пронизывающий меня всего.
«Не улетай! Надо, чтобы тебя здесь завтра увидели!» — подумал я.
Наивная просьба!
Я прополз эти оставшиеся несколько шагов и лицом вверх, безотрывно глядя в ту сторону, куда скрылся лебедь, лег на пороге ниши.
Но теперь и во мне, в моем сердце, бушевала, рвалась из груди беспредельная радость. Это сюда меня влек тот немой властный зов, который овладел мною в тоннеле, когда я был в растерянности, потерял представление, в какую сторону бежать, что вообще делать. Этот зов спас меня.
От гула проходящих за каменной грядой составов дрожала плита, на которой я лежал. Ревели тифоны. Два электровоза по параллельным путям шли навстречу друг другу.
И новый прилив ощущения собственной силы, беспредельной веры в ожидающее впереди счастье овладел мною.
«А что, если? — бесстрастно, как это бывало прежде только перед самым решающим выстрелом и уже на самом последнем и самом трудном огневом рубеже, вдруг подумал я. — Что, если... Но не спеши подводить черту. Все даже самое срочное ты должен делать спокойно. Спокойно... спокойно...»
18
Утром я снова пришел к Трофиму Петровичу. По тому, с какой суетливой предупредительностью встретили меня и он, и Ольга Матвеевна, как они жали мне руку, заглядывали в глаза, угадывалось, что они очень мне сострадают. Но я-то в этом теперь не нуждался.
— Вчера во второй половине дня, — сказал я, обращаясь сразу к ним обоим, — лебедь, о котором вы знаете, на моих глазах улетел от родника. Тогда же я обмыл водой новые и, скажу вам, не такие уж и шуточные ранения на груди. Сегодня их нет, как не было. Источник «живой» воды существует.
Не глядя на меня, Трофим Петрович смущенно теребил бороду.
— Да, возможно, возможно. Но мы — наука. Пока нет твердо установленных фактов и неясен механизм того, как они возникают...
— Почему же нет фактов? — ответил я. — Факты есть. И понятна причина, из-за которой ваши наблюдения прошли вхолостую. Она в том, что те двое суток рудник не работал, и в первую очередь — по ущелью не ходили поезда. А вдруг все дело в том, что в толще горных пород как раз не было тех самых блуждающих электрических токов, которых вы так страшились? Что, если они-то и наделяют источник чудесной силой? А ведь она есть. В этом я еще раз убедился. И так, что нет ни малейших сомнений.
Оба они довольно долго и озадаченно глядели сперва на меня, потом друг на друга.
— Все совпадает! — продолжал я. — И то, что именно в эти дни не было звериных следов, ведущих к ущелью. И то, что лебедь смог улететь только вчера, когда рудник опять заработал. Ну а в чем, как говорите вы, механизм — надо искать!
Трофим Петрович схватился за голову:
— Зачем же искать? Немедля пойти и проверить. Два листочка лакмусовой бумажки — вот и вся аппаратура! Пара пустых!
Ольга Матвеевна метнула на него взгляд:
— Активированная вода?
— Да-да! И вся картина прекрасно в это укладывается. — Трофим Петрович повернулся в мою сторону: — Вы, естественно, можете не знать. Это открытие самых последних лет. Группа ташкентских ученых установила, что, если через воду проходит электрический ток, она разделяется по химическим свойствам на щелочную и кислотную, а по воздействию на животные и растительные организмы — на «живую» и «мертвую». И «живая» вода способна быстро заживлять раны, снимать усталость, причем такие свойства сохраняются пять-шесть
