Шрифт:
Закладка:
Лопушине повезло. Мийо освободили от военной службы; даже смерть Волка не доставила бы старику столько радости! И он навалился на Мийо, чтобы тот скорее женился, а после того, как среднего, Крсту, взяли в солдаты, старик стал назначать сроки, когда сноха должна быть приведена в дом.
В ту же пору Павица сбежала с каким-то бедным парнем в Мильево. Волк рассвирепел, ушел в город и целых десять дней заливал свой гнев. Спустя несколько месяцев Павица приказала долго жить, вслед за ней умерла от горя и побоев и ее несчастная мать. Волк озлобился еще больше.
Мийо Лопушина, вернувшись как-то из города и поужинав, удивил отца:
— Я, отец, присмотрел девушку! Не знаю… Я бы…
— А чья она? — спросил отец.
— Из Билица, Бикановичей.
— Когда же ты ее видел?
— Первый раз — когда шел в город, второй — на обратном пути. С матерью была. Давеча обедали вместе в корчме.
— Говорил с ней?
— Не-е! Как можно без тебя? Со старухой потолковал.
— Об этом?
— Не-е! Просто так! Сказывала, будто слышала о нас.
— А девушка что?
Парень пожал плечами.
Антун, слушавший разговор с разинутым ртом, спросил:
— А она красивая?
— Да так, невысокая, — ответил Мийо.
— А зовут как?
— Белянкой! Прозвище такое: «Белянка»!
— Верно, белая как снег? — спросил Антун.
Мийо прыснул, покачал головой и показал на очаг, не в силах от смеха вымолвить слово.
— Вон как этот чугунок! — произнес он наконец.
— Что как чугунок? — переспросил брат.
— Черная! Черная, как арапка!
— И тебе нравится?
— Нравится. Как раз потому, что черная… А тихая, как овечка, сразу видать. Здоровая, и это видать, а еще видать, что… для меня она. Так-то!
На другой день отец, в праздничной одежде, подошел к очагу, приказал Антуну сейчас же седлать мула, выпил ракии и бросил:
— Поехал в город!
Братья заключили, что отец едет расспросить о Белянке, но, когда тот вечером вернулся, они не могли угадать, в каком он настроении, а сам Иван, конечно, не проронил ни слова о том, где был и что делал.
Четыре дня все трое работали на винограднике с утра до вечера, и отец о женитьбе не заикался. Мийо поглядывал на него украдкой и хмурился. Даже как-то шепнул брату: «Клянусь святым Миятом, другой он не скоро дождется!»
В воскресенье Иван разбудил старшего сына на заре. Братья спали в углу, возле очага. Не выпуская из рук бутылки с ракией, отец дал отхлебнуть Мияту.
— В чем дело, отец? — спросил Мият.
Отец шепотом спросил:
— Ты как, не раздумал? Белянку берешь?
Мият сел.
— Да! Конечно! Она мне полюбилась!
Тогда отец вынул из пояса синий платок, развязал своими корявыми пальцами узел и вынул золотое кольцо и дукат.
— От покойной матери осталось, царство ей небесное!
— Царство ей небесное! — повторил Мият.
— Значит, свадьбу справим осенью?
— Что ж, можно, — подхватил сын и начал быстро одеваться. — На святого Луку. Пойду седлать мула.
Антун спал как убитый. Его юное лицо мягкими чертами напоминало девичье. Отец поглядел с нежностью на сына, погладил его, а когда юноша повернул голову, поднес под нос ему бутылку, смочил губы ракией и, улыбаясь, отошел.
Вернулся он ночью, порядком навеселе. Спешился и, пошатываясь, направился к дому со словами:
— Ну, дай бог счастья нашей молодой хозяйке! Твоему Котелку! Вот те Христос! Буду ее так звать, а ты как хочешь. Пускай для тебя остается Белянкой, ежели нравится, а крестили ее Цветой! Как и бабку. Ты знал об этом! И знал, что Бикановичи в ссоре с Волком!
— Нет, отец, не знал!
— Брешешь, ровно Волк. Вот насчет того, что она здорова, это ты не соврал! Что правда, то правда. Груди налились, шея как у доброго мула, а зубы что у волчицы!
Мият вспыхнул от радости и прервал отца:
— Но ведь ты, отец, раньше ее не видел?
— Видел, чего прикидываешься? На прошлой неделе, когда будто в город ездил. Полно тебе, сам ведь знаешь! Но, дитя мое, не так просто привести в дом к Лопушиным хозяйку, следовало подумать! Ну, а сейчас все в руках пресвятой девы, в руках святых Иоанна, Мийовила, Кристофора и Антуна! Проголодался я, чуть было не уселся за стол без молитвы, как скотина. Еще не читали?
— Нет, — отозвалась с порога батрачка, нескладная старая дева.
— А, и ты здесь? — приветливо сказал старик. — Ну что ж, ладно. Слыхала вот, Мията женим. Но ты тоже не будешь лишней, если останешься такой же работящей, какой была до сих пор. Пойдемте, дети! Нынче прочтем две молитвы: одну за упокой души моей славной Луцы, другую — за благоденствие нашего дома.
И, войдя в дом, с порога начал: «Во имя отца, и сына, и святого духа! Аминь!»
* * *Уже с давних пор Волка начали подводить ноги, а после смерти жены они отказали вовсе. Опираясь на палку, он кое-как выползал из дому и по целым дням сидел на каменной скамейке у двери, прислонив к себе ружье, а старый охотничий пес Кнез, с белой отметиной на лбу, лежал у его ног, не спуская глаз с хозяина.
Волк продал мула, а землю, кроме миндальной рощи, сдал исполу и теперь по целым дням тянул вино, курил и разговаривал с псом. Местные крестьяне к нему не заходили, кроме
