вот они дома. Останемся ли мы поужинать?.. Жаль, Пабло приволок-таки с юга отличную свежую рыбину... Может быть, рискнем? До утра еще много времени... Но уж если мы действительно боимся опоздать на «летучего голландца» компании КЛМ, который ждать нас не захочет, тогда Пабло нас отпустит без ужина, — так нам и надо, советские гости вечно торопятся!

Мы проходим по уютным комнатам и переходам дома поэта, действительно очень похожего на корабль. Кажется, в душе Пабло до сих пор живет угрызение совести по поводу того, что он пренебрег профессией моряка. Стоять бы ему на капитанском мостике брига или клиппера с подзорной трубой в руках и мчаться под парусами в неведомые дали...

Повсюду, куда ни глянь, старые мореходные карты. Целый простенок заняла удивительная коллекция: упрятанные в бутылках модели судов, созданные терпеливыми и ловкими руками отставных моряков. Огромный старинный глобус. И резные фигуры, украшавшие некогда носовую часть парусных кораблей. Они в каждом углу, их хватило бы на целый музей. Одна из них, самая любимая поэтом, изображает горделивую мужественную женщину, смело глядящую в дальние просторы.

Усевшись у камина, украшенного инкрустациями из морской гальки и ракушек, мы за чаем ведем долгий оживленный разговор о многих интереснейших вещах — от особенностей нынешней политической жизни в Латинской Америке до новинок советской литературы, от книги Маргариты Алигер о Чили до предстоящего присуждения международных Ленинских премий — ведь Пабло член жюри, ежегодно присуждающего эти премии, от ленинградской сессии президиума Всемирного Совета Мира — Пабло член президиума — до недавней всеобщей забастовки в Чили.

Этого человека интересует решительно все на свете, но больше всего, естественно, его занимают судьбы Чили и Латинской Америки в целом. Его убеждения всем известны: он коммунист и видит в будущем Латинскую Америку социалистической. Но будущее не придет самой собой, оно требует упорной, самоотверженной борьбы, сплочения широких народных масс, терпеливой, повседневной работы среди рабочих и крестьян. И Пабло справедливо гордится своей партией, партией подлинных революционеров, которые без излишнего словесного шума и треска ведут эту трудную, но благородную работу...

Минувшим летом мы встречались с Пабло на съезде советских писателей — он приехал в Москву, чтобы демонстративно подчеркнуть свою солидарность с литературой Горького и Алексея Толстого, Маяковского и Есенина. «Меня приглашали и на этот съезд и на празднование пятидесятилетия Октября, — говорит он. — Я прикинул: совершить два путешествия подряд за океан в такой короткий срок я не смог бы. Значит, надо было выбирать. Конечно, очень хотелось побывать на пятидесятилетии, — это крупнейшее историческое событие. Но, с другой стороны, если бы я не поехал на съезд писателей, кое-кто из ваших политических противников мог бы ложно это истолковать. «А, — сказали бы они, — смотрите, Пабло Неруда их бойкотирует!» И я решил ехать на съезд...»

Неруда говорит о том, как неистовствуют сейчас враги Советского Союза, всячески пытаясь изобразить дело так, будто у нас в стране осуществляются гонения на прогрессивно мыслящих писателей.

— Дело доходит до того, что ко мне сюда ночью врываются бесцеремонные репортеры с микрофонами и спрашивают: «Что вы думаете об этом деле?» — говорит Пабло. — Я отвечаю им: «Идите к черту!» И они передают эту фразу, записанную на пленку, по радио...

Снова и снова Пабло возвращается к советской литературе, вспоминает о своих московских друзьях и знакомых. Он говорит о потере большого друга — Ильи Григорьевича Эренбурга. Как многое ими совместно прожито и пережито, как многое ими вместе обдумано и переговорено и в Париже, и в Москве, и в Вене, и в Стокгольме, и в Сантьяго — всюду, где сводила их судьба, и на литературном, и на общественном поприще.

Эренбургу очень полюбилась страна Неруды, которую он посетил уже на склоне жизни, — она напомнила ему Францию, в которой он прожил много лет. С Пабло его связывали десятилетия товарищеских отношений, общность литературных интересов, совместное участие в борьбе за мир...

Разговор опять переходит на политические темы. Пабло Неруда активно участвует в партийной жизни, он в курсе всех важнейших политических событий не только Чили, но и всей Латинской Америки.

Небо уже потемнело, когда мы прощались с Пабло и Матильдой. До отлета нашего «летучего голландца» в Европу оставались считанные часы, а дорога до Сантьяго была дальняя. Пабло вышел к калитке нас проводить. Все усиливавшийся резкий, порывистый ветер с океана раскачивал позеленевший колокол, и он жалобно позвякивал. Его звон тонул в реве и свисте океана, огромные волны дробились о камни в трех шагах от дома поэта. Все дрожало. Казалось, происходит землетрясение. Я услышал спокойный, мягкий голос Пабло:

— Штормит... Ну что ж, это привычная для нас погода. Как в повседневной жизни, так и в политике. Между прочим, под эту музыку лучше работается...

Мы попрощались. Боровский нетерпеливо нажал на стартер, и наш «мерседес» с ревом устремился на восток. Мы мчались сквозь густой непроницаемый мрак. Глухая беспокойная ночь висела над бывшей «Долиной рая», с которой Россию познакомили сто лет назад ее неутомимые моряки, бросавшие якорь во время своих кругосветных переходов на парусных судах из Кронштадта во Владивосток. Я неотступно думал о судьбах этого ограбленного рая, о событиях, свидетелями которых мы были, о людях, с которыми нам довелось познакомиться в эти дни, таких интересных и разных.

Пылкий политический трибун Сальвадор Альенде и тихий упорный крестьянский вожак Хосе Кубильо из деревни Пальмелья; умный, спокойный руководящий деятель компартии Оскар Астудильо и улыбчивый интеллигентный рабочий медного рудника на горе Эль Теньенте Хосе Диас Саладиес, мечтавший стать агрономом и вынужденный подбивать железнодорожные шпалы, изучая на досуге историю цивилизации; пятидесятилетний грузчик из Вальпараисо Карлос Лопес, без колебаний оставляющий такую драгоценную для него работу в час всеобщей забастовки, и виднейший латиноамериканский поэт наших дней Пабло Неруда, который столь активно участвует в жизни и борьбе своего народа...

Какие великолепные, самобытные характеры, какой изумительный человеческий материал! О каждом из них можно было бы написать захватывающую книгу, и любой из них заслуживает это. И какая-то горчинка щемит в душе: опять жизнь пронесла мимо тебя сотню благодарнейших сюжетов, и не хватает ни времени, ни сил, чтобы воспользоваться ими так, как они этого заслуживают. Что ж, быть может, эти беглые несовершенные записи пригодятся в будущем тому, более счастливому литератору, которому выпадет удача — не спеша и глубоко заниматься темой Чили.

Итак, до свиданья, Чили, здравствуй снова, Москва!

Июнь 1968 года

ДАМА ИЗ