– Это хорошо, – отметила она, безмятежно глядя на него. – Потому что деревенские жители очень даже имеют. Похоже, они решительно настроены против меня.

Он взял свою линейку и принялся теребить в руках.

– Не совсем. Я думаю…

– Плевать, – перебила она с неожиданным пылом. – Я способна о себе позаботиться. Мне известно, что они сплетничают. И мне не хуже вас известно, почему они сплетничают. Я не знаю своего отца, и знать не хочу. Совет решил, что окажет мне большую любезность, отправив в родную деревню.

Казалось, она от души веселится.

– Они понятия не имели, какое тут змеиное гнездо! Пастор еле сдержался, когда мы встретились на станции. А его экономка, эта Скулар, так и сверкала на меня глазищами из окна!

– Все будет хорошо, – неловко пробормотал он.

– Все уже хорошо. Можете не сомневаться, я им всем покажу! Я не из того же теста, что моя бедная матушка. Через неделю-другую все они будут мне кланяться, а то и расшаркиваться. Мне выпал превосходный случай поправить репутацию моей семьи. Вот увидите. Да что там, они сделают меня директрисой, когда вы пойдете по духовной стезе.

Дейви вскинул на нее глаза и вновь отвел их.

– Ясно, – тихо произнес он. – Вам тоже обо мне рассказали.

Она засмеялась:

– Так это неправда?

– В основном правда. – Он помолчал. – Я учился на священника, но не получил приход. И не получу. Из меня плохой проповедник. Я лишь священник-недоучка, ставший директором школы. Кстати, директор из меня тоже не очень.

– Говорят, – продолжила она, поглядывая из-под ресниц, – вы пытались стать фермером. Несколько раз.

Он выдержал ее взгляд.

– Пытался, – подтвердил он. – Не вышло.

– Так ферма досталась вашему брату Робу? – с невинным видом уточнила она. – Вашему младшему брату?

– Моему младшему брату, – спокойно повторил он. – Так договорились, еще когда мы были детьми. Как видите, я хром и часто бываю прикован к постели. Поэтому мне дали образование, а Робу досталась ферма. Так было лучше… лучше для всех.

– Что ж, – наконец сказала она, – мы оба высказались. И это к лучшему. Мы подружимся?

Ни один из них не услышал, как приоткрылась дверь, и не увидел, как Роб тихонько заглянул в класс. Он был чисто выбрит, так что его загорелое лицо сияло; волосы были смочены водой и аккуратно уложены на пробор; ботинки надраены. На Робине был его лучший наряд – плотный синий костюм из кооперативного магазина готового платья в Ливенфорде, новый воротничок и клетчатый галстук. Он вошел и подмигнул Дейви.

– Ну конечно, мы подружимся! – громогласно заявил он. – А как же иначе!

Джесс развернулась и посмотрела на него, вскинув голову, словно защищаясь.

Дейви в полном замешательстве воскликнул:

– Роб! Что ты здесь делаешь в это время дня?

Не сводя восхищенного взгляда с Джесс, Роб ответил:

– Заглянул по дороге в Ливенфорд за быком, Дейви. По правде говоря, кхм-кхм, – с непомерной торжественностью добавил он, – я здесь не для того, чтоб повидать тебя, братец. Нет! Нет! Я заехал, чтобы… кхм-кхм… я заехал, чтобы посмотреть на прелестную новую учительницу, о которой все говорят.

Джесс вспыхнула при виде его ухмылки, но глаз не отвела.

– Вот как? – спокойно произнесла она. – Какая честь! Поистине, я ее недостойна. Такое внимание от красивого молодого человека! Поверить не могу! Но раз уж вы явились, посмотрите на меня как следует. Да! Не торопитесь, смотрите вдосталь.

Она приблизилась, уперев руку в бедро, и предоставила ему возможность как следует себя осмотреть.

Повисла пауза. Роб густо покраснел. У него перехватило дух от ее красоты, ее дьявольского самообладания. Он смущенно засмеялся.

– Один-ноль в вашу пользу, – застенчиво сказал он.

Еще одна пауза; затем он искренне расхохотался и повернулся к брату:

– Дейви, дружище, ты хоть раз видел, чтобы Большого Роба Блэра так быстро и ловко осадили?

Он посмотрел на девушку еще более одобрительно:

– Да ты девчонка что надо! Но не приходи в Гринлонинг, сверкая своими глазищами, не то сено займется от искр.

– Я в любом случае не приду, – ответила она холодно и равнодушно.

Джесс расслабилась и стала смотреть в окно.

Он немедленно запротестовал:

– Мы же не поссоримся из-за того, что я повел себя как болван? Ты поставила меня на место, и дело с концом.

– Вот именно, – безразлично подтвердила она, – дело с концом.

– Нет! Нет! – настаивал он. – Ты неправильно меня поняла… и поделом мне за наглость. Но я совсем не такой, как ты думаешь. В Гаршейке никто не скажет дурного слова о Большом Робе Блэре – даром что он сам себя хвалит.

Он говорил искренне, со свойственными ему благородством и прямотой:

– Да, я пришел сюда из простого любопытства. Прослышал, что ты красавица. И ты и вправду красавица – намного красивее, чем я думал. Ну вот и все! Выложил как на духу. Прости, ради бога, если обидел.

Джесс не ответила, продолжая смотреть в сторону. Но ее щеки едва заметно окрасились румянцем.

Часы на стене пробили одиннадцать. Дейви вздрогнул и собрался с мыслями.

– Пора звонить на урок, – заявил он.

В субботу днем, шесть недель спустя, Эйли пришла из Гринлонинга, чтобы навестить свою мать. Она брела в глубокой задумчивости, рассеянно отвечая на приветствия встречных. Она дошла до дома с нависшей крышей, что стоял напротив перекрестка. Войдя внутрь, рассеянно поцеловала мать, повесила плащ у кухонной двери и начала распаковывать масло и сыр, которые, как обычно, принесла с собой.

Лисбет Дункан сидела на своем привычном месте у огня и с довольным блеском в глазах наблюдала, как ее дочь достает доброе свежее масло и большой кусок желтого сыра. Тем не менее она поплотнее завернулась в шаль, смиренно склонила голову и принялась раскачиваться взад и вперед всем своим упитанным телом.

– Поистине прискорбно, – начала она, кривя губы, как будто отведала чего-то кислого, – когда порядочной вдове приходится принимать от своей дочери едва ли не милостыню. Эйли, милая, на этой неделе масло сладкое? В прошлую субботу ты принесла соленое, хотя прекрасно знаешь, что я предпочитаю сладкое масло. Хотя что толку! Все равно меня ничто уже не радует.

Она глубоко вздохнула.

– Я принесла сладкое масло, мама, – заверила Эйли. – И сыр данлоп, который ты особенно любишь.

Миссис Дункан немедленно взвилась, ее дряблое тело напряглось от негодования.

– Люблю! – повторила она. – Люблю, как же! Ты же знаешь, Эйли, что я почти ничего не ем. Я вовсе не люблю данлоп. Какое там! – Еще один печальный вздох. – Просто от него в моем