Сумские дома точно так же, как и все поморские, двухэтажные: у бедных в один этаж и в таком случае с неизменными волоковыми окнами. Но как в том, так и в другом случае у каждого дома крытый двор, на который ведут ворота, и над каждыми воротами непременно крест или икона. Внутреннее расположение избы также одинаковое со всеми поморскими избами и также старинное: неизбежная печь, рядом полати и грядки, или воронцы. Подле печи сбоку посудный шкаф — блюдник; в правом от входа, переднем углу, — божница; против среднего окна — стол; подпечки красятся синей и красной краской; двери и рамы так же, простенки снаружи обмазывают обыкновенно охрой. Над дверями и окнами в избе и горницах, назначенных для гостей, написана мелом, а иногда масляными красками или чернилами на бумажках молитва: «Христос с нами уставися вчера и днесь, той же и во веки».

Со второй половины июня до последних чисел августа жизнь в Сумском посаде идет скромным, тихим, размеренным чередом: женщины ткут холст, бучат и белят его. Затем поспевает морошка, обираемая всем женским населением посада; с морошкой приходит и страдная пора сенокоса, для которого являются сюда из дальних деревень своих карелы; женщины занимаются только уборкой уже готового накошенного сена. При этом замечают, что карелы первым условием при найме на страду требуют каши и по возможности пшенной.

Впрочем каша пользуется высоким почетом на всем архангельском севере. Если у кого сегодня (говорят) «каша» — значит, надо понимать так, что тот хозяин желает отжинаться и приглашает для этой цели добровольных рабочих не за плату, а за угощение. В Холмогорском уезде знают и помнят всероссийскую «крестильную кашу» и за нее кладут копейки «бабке на кашу». По Онеге невеста после бани и «красованья» (когда надевает повязку и при этом похлопывает) идет в подполье и ест там «золотую кашу», т. е. непременно яшную. Называют кашей даже и такие кушанья, которые совсем на нее не похожи: горячий из ржаной муки киселек с молоком и маслом — водяная каша; густо заваренное ячменное тесто, съедаемое также с молоком или маслом — каша-повариха. Карелы не отстают во вкусе и питают к этому кушанью выдающееся почтение наравне с русскими и с некоторыми добавлениями. Так, например, у них на свадьбах, когда приведут молодую, пообедают и надо снимать с нее платок, — берут на ложку каши и до трех раз подносят ее молодым, чтобы они вкусили уже на этот раз не столько любимого всеми, сколько символического обрядового кушанья.

Изредка и только отчасти видоизменяют скромную, тихую жизнь посада летом отправления богомольцев в Соловецкий монастырь.

Богомольцы идут на Сумский посад целыми сотнями с повенецкой дороги. Путь этот (на 179 верст) идет для них, после Онежского озера и за городом Повенцом, вверх по берегу реки Повенчанки, десять верст по хорошей конной дороге. Богомольцы обыкновенно идут пешком, хотя в каждой деревне можно достать лошадей и за умеренную плату. За десять верст от Повенца богомольцы садятся на карбасы и едут 4 версты рекой(по причине непроходимых сторонних болот); из реки въезжают в Волозеро (15 верст) и от северного края последнего, опять берегом через гору, на пять верст по порядочной дороге до селения Масельги. Отсюда по озеру и реке, одноименным с селением, совершается на 10 верст снова карбасная переправа до деревни Телейкиной и затем 40 верст вниз по реке Телейкиной, до Выгострова и 20 верст этим озером до деревни Койкенцы. От этой деревни до дер. Вореньжи на 30 верст идет к Сумозеру волоком хорошая конная дорога. Сумозером до Сумозерской деревни (15 верст) вновь идут богомольцы на карбасах до входа в реку Суму (текущую на 35-верстном пространстве из этого озера в море). Дальше, на 10 верст до деревни Лапиной, идут вдоль реки ее берегом и в Лапиной садятся на 10 верст, в предпоследний раз до Соловков, в карбасы и, наконец, в последний раз идут еще 10 верст до посада[51] по едва проходимой, вязкой болотистой дороге, которую могут преодолевать только крепко привычные и искусившиеся в частой ходьбе ноги. Но и весь путь этот пролегает местами дикими, малонаселенными, по голому, бесприветному граниту, выстилающему берега рек и озер, густо покрытых в то же время жалким сосновым лесом. Большая часть сухопутных дорог пролегла болотами, а сухими местами только по кряжам гор, но и сухими только при продолжительных солнечных погодах. Для езды на лошадях в телегах тряских и неудобных дороги эти едва сносны. В реках встречаются большие, беспокойные, с трудом одолеваемые пороги. Прежде, говорят, этим путем возили из Петрозаводска в Архангельский порт балласт, пушки, ядра, но, вероятно, зимой.

В Суме все богомольцы нуждаются непременно в бане, в двухсуточном отдыхе, чтобы потом сесть или на соловецкую монастырскую ладью, или на суда Сумского посада. Богомольцы прежде отправления служат обыкновенно молебны у мощей Св. Елисея и делают вклады в церковь и в кружку соловецкого двора. Это последние обычаи перед отъездом в монастырь, который находится от сумского посада в 100 верстах. Особенно много является богомольцев в мае и июне, и незначительное количество после 20 числа этого месяца и во весь июль; в августе они уже положительно не показываются. Прибывшие в посад повенецкими соймами, богомольцы обыкновенно вывозятся в карбасах на взморье, по причине небольших, так называемых верхних порожков реки Сумы. На взморье этом имели обыкновение останавливаться ладьи и монастырские соловецкие, и посадские; едущие на раньшинах, карбасах и нередко шняках садились в самом посаде, потому что речная вода подпускает суда эти даже к мосту посада. Монастырь брал за провоз в одну сторону с каждого пассажира по 30 коп. сер., и в оба конца на обратную — 50 коп. сер. Сумляне берут обыкновенно несколько дороже.

Большими кучками идут эти богомольцы к своему судну, загорелые от жгучего и в здешних местах летнего солнца, с неизбежными котомками за плечами. Под котомками привязаны сапоги или новые лыковые лапти, в котомках праздничное, лучшее платье: нерваные и незаплатанные армяки, может быть, даже и синие сибирки, лапти на ногах уже непременно измочаленные долгим путем, каковой для иных идет из стран благословенного малороссийского края. Правда, большая часть этих богомольцев бредет из соседних Петербургской губерний; большей частью убитые с виду, неразговорчивые и вообще какие-то неладные псковичи; бойкие, с размашистыми манерами подстоличные торговцы; нередко купцы целыми семьями, с неизбежными самоварами, больше созерцательные и молчаливые,