Этими словами провожал меня старик-хозяин по пути в карбас, который должен был вести меня до Сухого Наволока или Сухонаволоцкой станции. Перед этой деревушкой морская губа до того мелка, что весла доставали до дна и карбас наш, садясь раз до десяти на мель, едва-едва дотащился до селения. Вот простая, видимая причина, почему селению этому дал народ нехитрое прозвание Сухого. Сухое оказалось маленькой деревушкой в 50 дворов со ста жителями, которые все почти ушли на то время на Мурманский берег. Лаяли огромные желтые собаки, попались таможенные солдаты, их будка и сарай, и — что приятно порадовало после всего, что привелось встретить на недавно покинутых прибрежьях моря, — это огороды с капустой и даже картофелем. Кроме того, здесь можно было достать морошку, уже поспевшую и потому рыхлицу, и молоко, не отдававшее противным сельдяным запахом.

Не заезжая в селение Вирьму (с 80 домами и 180 жителями), мы на новом карбасе кое-как по прибылой воде пробрались обратно Сухой губой. Под бойким шалоником (с пылью, как говорят здесь) обогнули ближний наволок направо, на полных парусах пронеслись 17 верст открытым морем, забрались в реку Суму. 31/2 версты привелось потом плыть нам рекой от того места, где стояла тогда одинокая, еще не срытая батарея, подле нее старая часовня и еще два-три каких-то старых сарая.

Река гнулась на всех этих трех верстах прихотливыми извилинами: скрывался (таился по-туземному) один наволок, выползал другой, третий, четвертый и т. д. Берега вытягивались по обеим сторонам круто неприветливо. Кое-где по ним торчали разные стоги сена. Попадался на глаза дряблый еловый и сосновый лес, как будто заблудившаяся, попавшая не на свое место березка. Вот сверкнул впереди крест сумской церкви сквозь полумрак, застилавший уже перед нами дневной свет на ночь. В 9 часов вечера я был уже в Суме — посаде, одном из древних по всему Поморскому берегу, некогда игравшему более значительную роль и имевшему большее значение, чем Кемский острог, хотя и Сума называлась в старину Сумским острогом. Сума и теперь не потеряла своего значения, даже нравственного влияния на соседнее Поморье, хотя значение это стало слабее значения города Кеми.

СУМСКИЙ ПОСАД

Та же неясность и недостаточность исторических данных о времени первого заселения места, занимаемого теперь посадом, встречается и здесь, как неизвестно то же самое и о первоначальном заселении города Кеми. На этот раз, еще до некоторой степени с большей вероятностью можно положить, что здесь жило сначала финское племя (Suomalaiset), давшее свое имя селению. Народное предание говорит, что новгородцы, селившиеся по прибрежьям Белого моря, заняли место несколько выше по реке от нынешнего селения, и именно в так называемом Загорье, в числе десятка домов. Здесь теперь стоит деревянный крест. В 1450 году селение это, наряду со всеми другими соседними с ним, принадлежало уже посаднице Великого Новгорода Марфе Борецкой, которая именно в этом году подарила его Соловецкому монастырю. Из летописца соловецкого видно, что в приход преподобного Зосимы в Новгород к архиепископу Феофилу с жалобой на насельников боярских и слуг вельмож и помещиков земли карельской, преподобному Зосиме посадница Марфа Борецкая пожаловала для созидавшейся в то время обители Св. Спаса деревню Суму с четырьмя обжами (в каждой обже приходилось два лука, а в нем считалось 252 кв. сажени; из трех обжей образовывалась мера одной сохи и 67 вытей; в Шенкурском уезде обжей называется такое пространство земли, какое работник с лошадью может вспахать в течение одного дня).

Царская грамота 1555 года утвердила Суму за Соловецким монастырем навсегда. Монастырь посылал сюда своих старцев творить суд и расправу и взимать повинности. На помощь старцам сумский мир давал выборных, которые отправляли собственно полицейские обязанности.

Дальнейшая судьба посада во всем сходна с судьбой города Кеми. Точно также шведы, литовцы и русские-изменники нападали на Суму. Шведы по зимам делали частые набеги, значительно усилившиеся в исходе XVI столетия. В предупреждение этого зла Соловецкий монастырь вынужденным нашелся и здесь, как и в Кеми, построить острог (после чего Сума стала называться Сумским острогом). О строении этого острога, одновременного с сооружением соловецкой стены, в монастырских дозорных книгах 1586 года сохранилось следующее известие: «В волости Суме на погосте поставлен острог косой, через замет в борозды, и в остроге стоит 6 башен рубленых; под четырьмя башнями подклеты теплые, а под пятою башнею поварня. А в остроге храм Николе Чудотворцу да двор монастырский, а на дворе пять житниц, да за вороты две житницы, да у башенных ворот изба с клетью и с сенями; а живут в ней острожные сторожи. Да в том же остроге поставлено для осадного времени крестьянских теплых подклетов, а вверху клетки, комнаты в два этажа построенные, да 13 житниц». Тогда же, как был построен острог, монастырь обеспечен был 100 и 130 человеками стрельцов, набранных из монастырских крестьян. Дети этих стрельцов считались уже присяжными в своих обязанностях. Половинная часть этих стрельцов находились на береговых укреплениях, а в том числе и в Сумском остроге. В осадное время они обязаны были «на караулах ближних и отъезжих стояти, и в осадное время рвы копати, и тарасы рубити, и туры плести, и чеснок (частокол) ставити, и всякия градския крепости ладити, и запасы из-за города всякие в город носить, и на немецкий рубеж для вестей ходить, и с вестьми к государю, к Москве, и по городам к государевым воеводам ездить и ходить, и города государевым изменникам не сдати, и ни в чем государю не изменити». В 1590 году в Суму, для предотвращения нападений шведов, опустошивших все почти селения Карельского берега, прибыл воевода Ст. Бор. Колтовской, который, разоривши, в свою очередь, три селения шведские, целый год простоял потом здесь и открытого нападения не дождался. Нападение это уже последовало в 1592 году. Финляндцы под начальством шведских королевских воевод Маеруса Лаврина да Гавнуса Иверстина опустошили все Поморье, истребили хлебные магазины, соляные варницы, весь скот, опустошили рыбные тони, многих крестьян взяли в плен, ограбили и сожгли церкви, сожгли вместе с церквами и самые селения, ближние к Суме, наконец, подступили и к этому острогу. Сумские стрельцы при помощи крестьян успели упорно удержаться в засаде и даже сделали вылазку. Произошел жестокий бой, по словам соловецкого летописца, немцы были обращены в бегство, воевода их был убит и много было взято в плен. Царь Федор Иоаннович на случай осадного времени приказал