— Есть ли среди вас мужчина, обладающий языком, и сердцем должной крепости, чтобы не бояться говорить со мной? — резкий чужеземный выговор мужчины добавлял оскорбительности его едким словам.

— Да как ты смеешь! — вскинулся один из пирующих. Лохматый и низкорослый, он крепко сжимал рукоять тяжёлого «меча девяти колец». — Постой, наглый чужеземец, уж я тебя проучу! — он начал было выбираться из-за стола, но замер, и уселся обратно, остановленный окликом чернобородого главы.

— Подожди, брат Сун, — поднял тот ладонь. — Начать драку мы всегда успеем. Давайте прежде выслушаем нашего, — он криво усмехнулся, бросив взгляд на выбитую дверь, — гостя. Быть может, у него есть к нам некое интересное или важное дело. Говори, чужеземец: зачем ты искал Властителей Тридцати Шести Пещер и Семидесяти Двух Островов, и что понадобилось киданю от вольных странников Поднебесной?

— Вижу, ты — человек бывалый, — довольно ответил огромный мужчина. Он неспешно снял шлем, открыв всем суровый лик типичного обитателя севера, под обычной же киданьской прической.

— Мое имя — Кадалу, — гордо продолжил он. Голос ляоского воина, не сдерживаемый более металлом шлема, звучал громко и раскатисто, достигая дальних уголков лесного стана. — Я и вправду был рождён в империи Ляо, но сегодня, я пришел на Срединную Равнину, и намерен сделать её своим домом, — его кривая, хищная улыбка была оставлена присутствующими без внимания — среди них самих было предостаточно лихих разбойничьих рож, что и храбреца заставили бы дрогнуть сердцем.

— Станете ли вы порицать меня за место моего рождения? — вопрос Кадалу прозвучал ядовитой насмешкой. — Я слыхал, что ханьцы… побаиваются киданей, — он откровенно рассмеялся.

— Ах ты наглый варвар! — мужчина по фамилии Сун вновь вспыхнул, словно сухой порох. — Довольно болтовни — поговори-ка теперь с моей саблей!

— Ты называешь меня варваром, — звучный и бесстрастный голос огромного киданя приостановил ретивого вояку. — Так ли ты обращаешься к тем из своих братьев по оружию, что не были рождены в землях Сун? Вот он, — бронированный палец указал на одного из сидящих, кудрявого мужчину, вооруженного длинным мечом, — выглядит, как тибетец. Он, — гигант обратил внимание на другого из присутствующих, — вылитый житель островов восточного моря. Зовёшь ли ты варварами их, любитель подраться?

— Наш гость прав, — спокойный голос чернобородого мужчины предупредил сердитую отповедь Суна. — Многие из нас, ныне — братья, были рождены не только от разных матерей, но и в разных странах. Зови меня старейшиной У, — вновь обратился он к незваному гостю. — Я — первый среди Властителей Тридцати Шести Пещер и Семидесяти Двух Островов. Можешь говорить без опаски, Кадалу — я выслушаю тебя не как киданя и врага, но как вольного странника. Какое дело у тебя ко мне и моим братьям? Ты, верно, хочешь присоединиться к одному из славных сообществ, что составляют наш союз, или же основать свое, вступив в наши ряды, как равный?

Старейшина У

— Ты прав, но лишь отчасти, — криво ухмыляясь, ответил кидань. — Прежде, чем я обскажу вам суть моего дела, ответьте: следует ли ваш союз неписаным правилам вольных странников? Или же вы, подобно императорскому двору Сун, погрязли в кумовстве и взяточничестве, забыв о чести воина? — недовольный гул сопровождал его слова, но не из-за хулы на правителя и чиновников — присутствующие возмущённо открещивались от оскорбительного для них сравнения.

— Мы чтим традиции, — коротко ответил старейшина У. — О которой из них ты говоришь?

— О древнейшей и славнейшей из них! — гордо вскинул голову Кадалу. — О той, что гласит: среди воинов, может главенствовать лишь лучший воин! Не буду ходить вокруг да около: я готов испытать свою силу против первейших из вас, и делом доказать, что стану лучшим главой вашего союза, чем кто-либо иной!

— Да ты рехнулся, киданьский дурень, — рассмеялся Сун. — Заслуги старейшины У перед нашим союзом — выше горы Тайшань. Никто не сделал для Властителей Тридцати Шести Пещер и Семидесяти Двух Островов больше него. Если ты думаешь, что мы согласимся оставить его, и перейти под твою руку — ты ещё глупее, чем я думал. Уважение, равное заслугам лучшего из нас, не заработать в драке.

— Ты, я вижу, беспросветно глуп, — равнодушно отметил ляоский гигант. — Иначе, ты бы знал, чем отличается военачальник от военного советника, и в чем разница между чиновником, что ведает провизией, и генералом. Все воинские чины, что заботятся о солдатах, кормят их, одевают, и вооружают, что составляют планы походов, и дают своему командиру мудрые советы — все они заслуживают почестей. Всех их должно ценить и уважать. Но! — сузившиеся глаза киданя обвели пристальным взглядом сидящих за столами людей. — Лишь один человек ведёт войско к победе — лучший и славнейший, могущий повергнуть любого врага, и в одиночку склонить чаши весов битвы! Начальствовать над войском достоин лишь лучший воин! Так было всегда, и я верю — так будет до конца времён!

— В словах Кадалу есть смысл, — старейшина У, на чей пост нагло покушались, говорил без злости и недовольства — лишь задумчивость сквозила в его тоне. — Я желаю своим братьям одного лишь добра, и ежели найдется среди них некто, более меня достойный поста главы, я с радостью уступлю ему. Но только лишь более достойному, — хитрая улыбка промелькнула на бородатом лице мужчины. — Давайте испытаем нашего гостя. Ты хотел сразиться с ним, брат Сун, верно?

— Наконец-то! — воодушевленно вскричал тот, вскидывая вверх свой «меч девяти колец». — Сейчас я вобью в тебя почтение к Властителям Тридцати Шести Пещер и Семидесяти Двух Островов, ты, наглый кидань! — отодвинув свой стул, он принялся усердно пробираться к середине залы.

Кадалу ждал его, не двигаясь с места, и даже не надев свой шлем — гигант все так же удерживал его на сгибе локтя. Лишь когда Сун, испустив боевой клич, бросился на него, замахиваясь «мечом девяти колец», огромный воин сдвинулся с места. Отшагнув в сторону с ловкостью, которой трудно было ожидать от кого-то, столь тяжеловесного, он выбросил вперёд бронированный кулак, сбивая Суна на лету, и отшвыривая