Возможно, там все еще обитает дракон, какой-нибудь потомок Шуракаи, выросший в темноте? Если так, пусть он превратит его в пепел. Теперь Гутвульфа подобные вещи не пугали, он хотел только одного: вновь погрузиться в песню серого меча.

Туннель начал резко подниматься вверх, и Гутвульфу пришлось наклониться вперед, чтобы сохранять равновесие. Жар был ужасным, и он легко смог представить, как чернеет и съеживается его кожа, подобно шкуре свиньи, которую готовят на праздничный пир. Гутвульф продолжал подниматься, рев становился громче, низкое неровное рычание, подобное грому или грохоту разгневанного моря или беспокойному дыханию спящего дракона. Потом звук начал меняться, и через мгновение Гутвульф понял, что туннель расширяется, а когда свернул за угол, чувства слепца сказали ему, что он стал еще и выше. Ему навстречу подул горячий ветер, ворчливый шум подхватило необычное эхо.

Еще несколько шагов, и он понял причину. Дальше находилась огромная пещера, нечто вроде громадного купола собора Святого Сутрина в Эрчестере. Огненная яма? Гутвульф чувствовал, как его волосы разметал горячий ветер. Неужели он каким-то непостижимым образом добрался до легендарного Озера Божьего Суда, в которое в охваченную пламенем воду бросают грешников? И сам Господь поджидает его здесь, в каменной глубине? В эти смутные дни Гутвульф почти ничего не помнил о своей прежней жизни, но то, что еще оставалось в его памяти, состояло из череды глупых, бессмысленных действий. Если и было такое место и такое наказание, он, несомненно, его заслужил. Впрочем, он жалел, что больше не почувствует могучей магии серого меча.

Гутвульф начал перемещаться короткими шагами, описывая ногами дуги, прежде чем поставить их на землю. Его продвижение замедлилось, все силы сосредоточились на определении пути. Наконец его нога ничего не задела. Он остановился, присел на корточки и принялся ощупывать горячий пол. Перед ним вытянулся каменный выступ, и он не смог отыскать рукой края. А дальше были пустота и горячий ветер.

Гутвульф встал, переступая с ноги на ногу — жар проникал сквозь подошвы сапог, — и прислушался к могучему реву. Однако были и другие звуки. Низкое нерегулярное лязганье, словно два массивных куска металла ударялись друг о друга, и человеческие голоса.

Гутвульф снова услышал удары металла о металл, и воспоминания перенесли его в жизнь прежнего замка. Громовой лязг издавали металлические двери горна: рабочие открывали их, бросали в пылавший огонь топливо и снова закрывали — он видел это множество раз, когда проверял литейные цеха в качестве Руки короля. Должно быть, он оказался в туннеле над огромным горном. И тогда нет ничего удивительного в том, что его волосы вот-вот загорятся!

Серый меч находился где-то рядом, Гутвульф знал это с такой же уверенностью, как вышедшая на поиски еды мышь чувствует, что в воздух поднялась сова. Элиас находился где-то внизу, среди горнов, а меч висел у него на поясе.

Гутвульф отступил от края, отчаянно пытаясь придумать способ спуститься вниз так, чтобы его не заметили.

Когда он простоял на одном месте так долго, что едва не обжег ноги, ему пришлось отойти назад, а потом с проклятьями отступить еще дальше. У него не было никакой возможности приблизиться к мечу. Он мог бродить по туннелям, но так и не найти путь вниз, а Элиас к тому времени все равно уйдет. Но и сдаться он не мог. Меч его звал, и не имело значения, что стояло у Гутвульфа на пути.

Спотыкаясь, он побрел прочь от жара, хотя меч звал его, просил вернуться, броситься в огненное забвение.

— Зачем ты так поступаешь со мной, добрый Господь?! — закричал Гутвульф, но его голос поглотил рев пламени. — Почему наслал на меня это проклятие?!

Слезы испарялись с его век так же быстро, как появлялись.

Инч склонился перед королем Элиасом. В мерцавшем пламени горна огромный мужчина выглядел как обезьяна из южных джунглей — обезьяна в человеческих одеяниях, но все равно пародия на человека. Остальные литейщики распростерлись на полу, как только вошел король; казалось, что по огромному помещению кто-то разбросал сотни тел — мертвецы, погибшие от одного лишь появления короля.

— Мы работаем, ваше величество, работаем, — проворчал Инч. — Но дело продвигается медленно.

— Работаете? — хрипло переспросил Элиас. Несмотря на то что мастер-литейщик был весь покрыт по`том, кожа короля оставалась сухой. — Конечно, вы работаете. Но вы не выполнили мой заказ, и, если я не услышу уважительной причины, с тебя сдерут твою грязную кожу и повесят на просушку над твоим же горном.

Огромный мужчина упал на колени.

— Мы работаем так быстро, как только можем.

— Недостаточно быстро. — Взгляд короля обратился к темному потолку пещеры.

— Это трудно, ваше величество, трудно — у нас есть лишь часть планов. Иногда нам приходится все переделывать, когда мы получаем следующий чертеж. — Инч поднял взгляд, его единственный глаз напряженно наблюдал за реакцией короля.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «часть планов»? — В начале туннеля, высоко над главным горном, возникло какое-то движение. Король прищурился, увидел, как промелькнуло что-то белое — лицо? — но оно тут же скрылось за клубами дыма в дрожавшем от жара воздухе.

— Ваше величество! — крикнул кто-то. — Вот вы где!

Элиас медленно повернулся к одетому в красное мужчине, в немом удивлении приподнял бровь, но промолчал.

К нему поспешно подошел Прайрат.

— Я не ожидал, что вы уйдете. — Его неприятный голос стал мягче и разумнее, чем обычно. — Могу я вам помочь?

— Сейчас ты мне не нужен, священник, — коротко сказал король. — Есть вещи, которые я способен делать сам.

— Но вы плохо себя чувствовали, ваше величество. — Прайрат поднял руку, и красный рукав его одеяния подхватил ветер. Казалось, он вот-вот возьмет короля за руку и уведет отсюда, однако он принялся поглаживать пальцами свою бритую голову. — Из-за вашей слабости, ваше величество, я опасался, что вы можете упасть на ступеньках крутой лестницы.

Элиас посмотрел на него, прищурившись, и его глаза превратились в узкие щели.

— Я еще не старик, священник. Я не таков, как мой отец в последние годы жизни. — Он бросил быстрый взгляд на стоявшего на коленях Инча и снова повернулся к Прайрату. — Этот ошметок утверждает, что планы по обороне замка трудно выполнить.

Алхимик бросил на Инча убийственный взгляд.

— Он лжет, ваше величество. Вы сами их одобрили. Вы знаете, что он отвратительно врет.

— Вы выдаете их нам по частям, священник. — Инч говорил медленно, ему уже не удавалось сдерживать гнев.

— Только не надо играть словами в присутствии короля, — прорычал Прайрат.

— Я говорю правду, священник, — возразил Инч.

— Молчать! — Элиас расправил плечи,