человек. Было еще рано, слишком рано для того, чтобы являться с визитом к госпоже Гранде; Люсьен это знал, но хотел всем своим поведением показать, что он сильно влюблен. При свечах, которые все время переставляли с места на место, она рассматривала бюст Клеопатры работы Тенерани, присланный ей королевским послом в Риме.

Выражение лица у египетской царицы было просто и благородно. Все гости старались наиболее изысканным образом выразить свой восторг. «Она озаряет их пошлые лица, – подумал Люсьен. – Все эти важные особы с сединой в волосах как бы говорят: „Какой прекрасный оклад я получаю!“»

Депутат центра, поклонник и завсегдатай этого дома, предложил сыграть партию в бильярд. Люсьен узнал грубый голос человека, на котором в палате депутатов лежала обязанность встречать смехом любое благородное предложение.

Госпожа Гранде поспешно позвонила и распорядилась осветить бильярдную. Все казалось здесь Люсьену новым. «Что ни говори, – подумал он, – хорошо иметь перед собою определенную цель, как бы смешна она ни была. У госпожи Гранде очаровательная фигура, а при игре на бильярде ей сто раз представится случай принять самую грациозную позу. Удивительно, как это религиозные предрассудки Сен-Жерменского предместья до сих пор не запрещают эту игру!» За бильярдом Люсьен разговорился и болтал не умолкая. Его веселость возрастала по мере того, как благодаря успеху его тяжеловесно-пошлых острот исчезло сознание трудности возложенной на него отцом задачи: ухаживать за госпожой Гранде.

Сначала он говорил слишком заурядные вещи: ему доставляло удовольствие издеваться над самим собой; это были остроты лавочников, общеизвестные анекдоты, газетные новости и т. п.

«Она смешна, – подумал он, – однако она привыкла к более высокому уровню остроумия. Анекдоты здесь нужны, но менее затасканные; нужны тупые разговоры о тонких предметах: об изысканности Расина по сравнению с Вергилием; об итальянских новеллах, откуда Шекспир заимствовал сюжеты своих пьес; не надо живых и быстрых замечаний: они останутся незамеченными. Пожалуй, иное дело – взгляды, особенно когда ты по уши влюблен». И он тут же с почти нескрываемым восхищением стал глядеть на очаровательные позы, которые принимала госпожа Гранде.

«Боже великий! Что подумала бы госпожа де Шастеле, заметив один такой взгляд?»

«Но позабудь ее, чтоб быть счастливым здесь», – сказал себе Люсьен и прогнал от себя роковую мысль, однако не настолько быстро, чтобы в его глазах не отразилось сильное волнение.

Госпожа Гранде смотрела на него как-то особенно, правда без нежности, но довольно удивленно; она живо вспомнила обо всем, что ей несколько дней назад сообщила госпожа де Темин о страсти Люсьена. Она удивлялась тому, что ей казались тогда смешными мысли, на которые ее навел разговор с госпожой де Темин.

«В самом деле, он представителен, – решила она, – и манеры у него изысканные».

При разборе шаров Люсьену случайно достался шестой. Высокий молчаливый молодой человек, по-видимому немой обожатель хозяйки дома, получил пятый, а госпожа Гранде – четвертый.

Люсьен пытался загнать в лузу пятый, и ему это удалось, вследствие чего он был вынужден играть против госпожи Гранде и предоставить ей возможность выиграть; он сделал это достаточно деликатно. Он все время выбирал самые трудные удары и ни разу не попал в шар госпожи Гранде, который он ставил почти всегда в выгодную позицию. Госпожа Гранде была счастлива. «Неужели перспектива двадцатифранкового выигрыша, – подумал Люсьен, – волнует душу горничной, обитающую в столь прекрасном теле? Партия сейчас кончится: посмотрим, правильна ли моя догадка?» Люсьен дал положить свой шар. Настала очередь номеру седьмому играть против госпожи Гранде. Играл им отставной префект, большой хвастун, человек с бесчисленными претензиями, в том числе и по части бильярдной игры. Этот фат, неприлично хвастаясь каждым ударом, который ему еще предстояло сделать, угрожал госпоже Гранде загнать ее шар в лузу и поставить его в невыгодное положение.

Убедившись, что с выходом Люсьена из игры участь ее резко изменилась, госпожа Гранде впала в дурное настроение; уголки ее свежего рта крепко сжались. «Ага, вот такое у нее лицо, когда она сердится!» – подумал Люсьен. При третьем жестоком ударе, который нанес ей безжалостный префект, госпожа Гранде с выражением сожаления посмотрела на Люсьена, и Люсьен дерзнул ответить взглядом, выражавшим восхищение прелестными позами, которые, с горечью проигрывая партию, все же принимала госпожа Гранде.

Люсьен хотя и не участвовал в игре, однако все время ходил вокруг бильярда, следя за шаром госпожи Гранде с тревогой и живейшим интересом. Он с напускной и довольно забавной горячностью принял участие в пустейшем споре, который она затеяла с хвастуном-префектом, теперь ее единственным партнером, претендовавшим на выигрыш.

Вскоре госпожа Гранде проиграла партию, зато Люсьен настолько выиграл в ее глазах, что она сочла уместным прочесть ему небольшую, но глубокомысленную геометрическую диссертацию на тему об углах падения и отражения, образуемых шарами слоновой кости при ударе о борты бильярда. Люсьен стал возражать.

– Ах, ведь вы воспитанник Политехнической школы! Но вас из нее исключили, и вы, конечно, не очень сильны в геометрии.

Люсьен предложил проверить на опыте; стали измерять расстояния на бильярдном поле. Госпоже Гранде представилась возможность обронить несколько удивленных, прелестных по форме замечаний и издать несколько милых восклицаний. Люсьен при этом подумал: «Вот, в сущности, все, чего я мог бы потребовать от мадемуазель Гослен!»

С этой минуты он стал по-настоящему мил, и госпожа Гранде прекратила опыты лишь для того, чтобы предложить ему сыграть с ней еще партию на бильярде. Он занимал ее воображение, потому что удивлял ее. «Я не могу совладать с собой, – думала она. – Боже великий, до чего у нас глупый вид, когда мы робеем!»

К десяти часам собралось довольно много народа. Обычно госпоже Гранде представляли всех мало-мальски примечательных людей, приезжающих в Париж. В ее коллекции не хватало только самых знаменитых артистов да вельмож самого первого ранга. Поэтому пребывание в Париже таких особ, о которых оповещали газеты, повергало ее в дурное настроение, и она иногда позволяла себе против них почти республиканские выпады, приводившие в отчаяние ее мужа.

Муж, щедро взысканный милостями короля, соответствовавшего его вкусам, приехал в половине одиннадцатого вместе с одним министром. Вскоре появился и второй министр, а следом за ним – три-четыре из наиболее влиятельных членов палаты. Пять-шесть ученых, уже находившихся в гостиной, стали раболепно ухаживать за министрами и даже за депутатами. Их соперниками вскоре явились два-три знаменитых литератора, менее пошлые на вид и, пожалуй, еще более раболепные в душе, но умело маскировавшие свою низость изысканной учтивостью. Монотонным, слегка приглушенным голосом они ловко рассыпали комплименты, претендовавшие на тонкость. Префект-хвастун был устрашен их речами и замолк.

«Над этими