и она в конце концов сдалась, т. к. в противном случае немецкие националисты покинули бы коалицию. ДФП, также выступавшую против протекционистских пошлин исходя из интересов экспортных отраслей промышленности, настроил на новый лад Имперский союз немецкой промышленности. Ведущий союз предпринимателей рассматривал полюбовное сотрудничество с крупным сельских хозяйством как шанс добиться стабилизации республики в консервативном направлении. Так как немецкий экспорт в 1926 г. имел хорошие показатели, Имперский союз полагал, что ориентированные на внешние рынки отрасли смогут компенсировать уступки аграриям в сфере таможенной политике{342}.

В области социальной политики линия кабинета Маркса была менее реакционной, чем полагали профсоюзы и рабочие партии. Для Центра было важно именно в составе правой коалиции продемонстрировать свою социальную направленность и тем самым успокоить левое крыло партии. Генрих Браунс, который в новом правительстве привычно вновь занял пост министра труда, по мере своих сил стремился противостоять впечатлению об особой дружественности кабинета к работодателям. В чрезвычайном законе о продолжительности рабочего дня, принятом 8 апреля 1927 г. минимальным большинством голосов, это удалось ему с большим трудом: теперь сверхурочная работа, выходившая за пределы нормального рабочего дня, оговоренного в тарифных соглашениях, должна была в будущем оплачиваться с надбавкой в 25 % от почасовой оплаты. Социал-демократы и Свободные профсоюзы отклонили это правило как совершенно неудовлетворительное. Однако на практике введенные доплаты, равно как и растущая конъюнктура, оказывали свое воздействие против сверхурочной работы. В среднем рабочее время понизилось: в то время как в конце апреля 1927 г. 48 % всех рабочих, занятых полный рабочий день, работали более 48 часов в неделю, в конце октября 1927 г. — еще 42,7 %, а в конце октября 1928 г. — только 26,6 %{343}.

Сравнительно менее спорным был закон о страховании безработных 1927 г. — один из важнейших социально-политических законов Веймарской республики. Он превратил, как того и добивались уже долгое время профсоюзы, попечение безработных в страхование, причем работодатель и наемный работник уплачивали свой взнос в равном размере — 3 % от размера заработной платы. Организатором страхования безработных, равно как и посредничества по трудоустройству, было самостоятельное имперское учреждение, имевшее свои окружные и местные структуры. На всех уровнях представители страхователей, работодателей и общественных корпораций образовывали единый управляющий орган, в котором они имели равное количество голосов. Принцип самоуправления восходил к АДГБ, что вызвало одобрение Центра и работодателей. 9 июля 1927 г. рейхстаг принял законопроект подавляющим большинством голосов: 356 депутатов проголосовали «за», 47 — среди них коммунисты и «народники» — «против», и 16 депутатов воздержались.

Закон о страховании безработных означал самое значительное увеличение социальных гарантий, которое рабочие и служащие могли занести на свой счет за все время существования Веймарской республики. Закон 1927 г. руководствовался одной из основных идей социальной политики Бисмарка: связь профессиональной и государственной ответственности. Стоимость страхования безработицы оплачивали не только работодатели и наемные работники, но и — в случае серьезной необходимости — государство. На него была возложена обязанность предоставить заем Имперскому учреждению по посредничеству в сфере занятости и страхованию безработных, если последнее не могло покрыть возросшие финансовые траты из своего собственного капитала. Прямых государственных дотаций закон однако не предусматривал. Правительство, рейхстаг и профсоюзы, очевидно, даже не могли себе представить массовой безработицы грандиозных размеров. Но когда такая ситуация наступила, система страхования образца 1927 г. была потрясена в самих своих основах.

Поддержка реформы страхования отнюдь не была бы такой широкой, если бы летом 1927 г. в стране насчитывалось много безработных. Однако принятие закона пришлось на время конъюнктурного взлета в экономике: ни в какой другой год Веймарской республики немецкая промышленность не добивалась такой высокой прибыли, как в 1927 г., а число безработных, получавших пособие, составило в июле этого года 633 тыс. человек, что являлось одним из самых низких показателей. Перед лицом таких благоприятных предзнаменований кабинет Маркса мог позволить себе делать то, что, собственно, и является целью консервативного правительства в условиях парламентской демократии: путем социальных уступок освободиться от репутации вульгарного исполнительного органа воли имущих{344}.

Не только для рабочих и служащих, но и для чиновников 1927 г. также стал хорошим годом. Министр финансов Германии Генрих Кёлер, представлявший Центр, сам бывший сыном железнодорожника из Бадена, стремился к проведению реформы оплаты труда государственных служащих, которая прежде всего была направлена на достижение двух целей: во-первых, их заработная плата должна была серьезно увеличиться и тем самым предполагалась корректировка процесса прогрессирующего нивелирования между денежным содержанием рабочих и чиновников, начавшегося в годы Первой мировой войны и усилившегося в период инфляции. Во-вторых, Кёлер хотел сохранить сглаживание разницы в доходах внутри чиновничьей касты, поэтому доходы госслужащих низкого ранга выросли гораздо сильнее, чем жалованье высокопоставленных чиновников.

Реформа оплаты труда госслужащих, одобренная рейхстагом 15 декабря 1927 г. 333 голосами против 53 при 16 воздержавшихся, выполнила обе эти цели. Среднее повышение оплаты труда всех групп чиновников составило 16–17 %. Кёлер оправдывал это значительное повышение тем, что начиная с декабря 1924 г. зарплата рабочих увеличилась на 24 %, в то время как доходы чиновников выросли только на 4–6 %.

Относительное улучшение положения низшего слоя чиновничества облегчило для СДПГ одобрение закона. Внутри же собственной партии Кёлера — Центра налицо было резкое неприятие закона. Христианские профсоюзы во главе с христианским профсоюзом горняков высказались против неравного обхождения с чиновниками и рабочими. Во время встречи профсоюзных христианских деятелей с рейхсканцлером в конце сентября 1927 г. Адам Штегервальд, председатель Германской федерации профсоюзов (Дейчер Геверкшафтсбунд), сделал логичный вывод из законопроекта Кёлера: если экономика в состоянии нести чрезмерные тяготы, обусловленные повышением жалованья чиновникам, то будет несправедливо и далее отказывать рабочим в увеличении заработной платы. В конце концов правительство было вынуждено предоставить рабочим компенсацию за повышение содержания чиновников: кабинет увязал реформу денежного содержания служащих с чувствительным снижением подоходного налога с трудящихся.

Но самая большая проблема, которую породило повышение жалованья государственных служащих — отягощение общественных бюджетов, — тем самым не только не была решена, но и дополнительно обострилась. Государство, федеральные земли и общины должны были нести огромные дополнительные расходы, а увеличения доходов, необходимых для погашения векселя, выданного в декабре 1927 г., они могли ожидать только в случае сохранения продолжительной положительной экономической конъюнктуры. Некоторые политические деятели прекрасно осознавали, что финансовая политика Кёлера (точно так же, как и его предшественника, Петера Рейнхольда из ДДП) опирается на в высшей степени нестабильное основание. К этому меньшинству принадлежал бюджетный эксперт партии Центра Генрих Брюнинг, который воздержался во время заключительного голосования 15 декабря 1927 г. Но так как в 1928 г. должны были состояться выборы в рейхстаг, ни одна партия в гонке за голосами чиновников не захотела оказаться позади других. Кто в такой ситуации указывал на