Шрифт:
Закладка:
Антон бегал по утрам там же, где я любила гулять перед суетой рабочего дня. Я выследила, где он живёт. Узнала, — не скажу, что с огорчением, ведь у меня так и не возникло замыслов на его счёт, — что у него есть жена, с которой он прошёл ритуал в Храме Надмирного Света. За это я могла только уважать его и желать другим девушкам подобной участи. Она же выглядела милой простушкой, и всё. Изучив её вблизи со свойственной мне всегда деликатностью, расспросив о каких-то пустяках, якобы мне интересных, я с радостью нашла, что она не из тех, кого можно сравнивать со мной. Он и сам это видел. Заметив на запястье Голу-Бике переливающийся браслет, я спросила, откуда такая редкость? Она с искренней простотой пояснила, что это подарок от её начальника за отменную её службу.
Я спросила, где же она служит? Голу-Бике ответила, что в «Зеркальном Лабиринте» у господина Руда-Ольфа. Моё сердце ёкнуло.
— Что представляет собою этот господин? — спросила я, — Не деспотичен ли он? Не грузит ли вас чрезмерной работой? Не груб ли он? Не дерзок ли? Не пристаёт ли к своим юным служительницам?
Голу-Бике опешила от целого каскада вопросов, но от ответов не уклонилась. Опять же по простоте душевной, — Что вы! Да я и вижу его настолько редко… Чтобы такой господин безупречного поведения приставал хоть к кому? К тому же я законная жена Ан-Тона. А он тоже служащий в «Зеркальном Лабиринте». Хотя и в других лабораториях он работает. У господина Ар-Сена. У нас очень дружный коллектив, и заместитель господина Руда-Ольфа также всех устраивает.
Я отчётливо поняла, что эта молодая женщина никогда и ни с кем не станет дружить, не имея в том потребности. Отвечая любезно, она поражала своей эмоциональной скудостью, — невыразительная, скучная, то ли замкнутая, то ли бесцветная. Я сразу же утратила к ней человеческий интерес. Даже острый интерес к Антону как-то и приугас. Как можно жить с такой во всех смыслах чахлой женщиной такому запредельному красавцу? Не свидетельство ли это его тайной ущербности?
Я не самовлюбленный эгоцентрик, но всегда понимала свою редкость в мире Паралеи. Наедине с собою, когда не перед кем играть, я всегда жалела себя, если уж другие этого не хотели. Я считала себя достойной любви, верности, восхищения, но никто не любил меня и не восхищался. Возмущаясь откровениями Эли, я отчасти и признавала её правоту, хотя и выраженную таким вот бесстыжим образом.
Если же на уровне целенаправленных действий, то я не делала ничего, чтобы завладеть Антоном. Мне нравилось его встречать и с ним разговаривать. Он же вначале не поддавался на моё приглашение к дружбе, мило шутил и убегал прочь.
«Он такой же бесцветный, безвкусный, бесталанный, как и его жена. Но если она такова и внешне, то он по внутренним своим качествам такой же», — сделала я самоутешительный вывод.
Выход из тени, но не выход из непонятного тупика
Странным было то, что как только возник Антон, объявился и Рудольф. Как почуял моё возможное ускользание куда-то за пределы его зоны охоты. А скорее всего, так и было. Близко он ко мне не подходил, но периодически мелькал в поле моего зрения. Как бы контролировал свою добычу, кем точно меня и считал. Он вёл себя как тот самый клыкастый земной тигр, но сытый, изображающий поведенческое безразличие. Кем он насыщался? Такая мысль меня тревожила. К сожалению, о том я никогда не узнаю. Подобная сторона жизни безмерно сложна и важна лишь для женщин, а у мужчин отношение к собственному удовлетворению весьма простое.
Наконец я увидела его совсем близко у выезда за пределы стен города. Пока мой водитель отмечался на пропускном пункте, по общепринятому и установленному для всех алгоритму указания времени и цели своей поездки, я вышла из машины просто подышать. Тут-то он и возник, будто знал, что я там нахожусь. И тут не в самомнении моём дело. Возник глубинный всплеск интуиции, — он тут не по случайности, а умышленно остановился рядом! Ему отмечаться не требовалось, он пользовался особым режимом допуска, но зачем-то он вышел наружу из своей машины, маскируя своё внимание безразличием, как тот самый тигр, внутренне порыкивая на осмелевшую добычу. В нём даже на расстоянии ощущалось недоброе напряжение, направленное на меня. Мягкие мощные лапы уже не попытались меня приобнять, а улыбка была такой, что между зубов угадывалась угроза. Что я должна была сделать в такой ситуации? Броситься к нему и повиснуть на шее? Так он бы и тяпнул, в том смысле, что отпихнул бы или сказал какую-нибудь издевательскую чушь.
Он стоял и разговаривал с человеком, который приставал ко мне во время моих постыдных, — да, да, чего уж там! — прогулок возле комплекса зданий «Зеркального Лабиринта». С точки зрения всякого постороннего человека ничего особенного в тех прогулках и не было, там же многие прогуливались поздними вечерами, захватывая и ночное время. Человек этот тоже меня увидел, то и дело косил в мою сторону глазами, отвлекался и не всегда понимал, что именно говорит ему собеседник. Рудольф тоже замолкал и сумрачно следил за направлением его взгляда, поневоле натыкаясь на меня.
Наконец тот, имени которого я не знала, спросил у меня, — Кажется, я видел вас возле «Зеркального Лабиринта»?
— Мы встречались с вами не только там. Не раз и не два, кажется, — засмеялась я, желая подразнить Рудольфа, отметив про себя, что безымянный знакомец не пожелал вспомнить свои визиты в «Мечту» вместе со своей женой. Как и имени своего ни разу мне не озвучил. А я у его жены ни разу о том не спросила, из-за суеты, и сразу же забывая о том, что её муж околачивается где-то в саду возле «Мечты». Или пьёт напитки на террасе, услужливо подаваемые Элей только дорогим и постоянным заказчикам. Он и его жена входили, если и не в высшее, то в непростое
