Шрифт:
Закладка:
— А в пелерине этой зашиты были «слёзы Матери Воды», — сказала я.
— Откуда бы?
— У Ифисы, сострадательной ко всем убогим, она какое-то время и жила. Ифиса и подарила ей на прохладную погоду свою старую пелерину. Потом Ноли ушла, а пелерину бросила. Дескать, себя не уважать, чтобы в такой ветоши разгуливать. Ифиса в распоротой подкладке этой самой пелерины нашла «слёзы Матери Воды», — камушки чистейшей воды и прозрачности. Ифиса решила, что те камушки под швы забились, а Ноли их не заметила, как клад свой извлекала.
— Камушки-то Ифиса вернула? — поинтересовалась Эля.
— Нет. За постой и кормление она же так и не заплатила, хотя и обещала, как разживётся. Но разжившись, о том забыла. Обрядилась в шёлк и атлас, домик неплохой арендовала себе, даже с садом, на одной тихой столичной улочке, а про затраты Ифисы и думать забыла. Даже враждовать начала по прежней своей привычке. Ифиса же благородных свойств женщина, никому вреда не делает и за обиды не мстит. Вот Ифиса и оставила те слезинки Мать Воды себе. На память о людской благодарности. А у Ноли всё настолько наладилось, что я удивилась, зачем ей работа в моей «Мечте»?
Эля замигала своими наигранно-кроткими глазками, как делала и в детстве, пытаясь что-то скрыть, — Ну, это мне неизвестно, что там у неё наладилось, что нет. Привыкла себя продавать, думала, что потом все о том забудут, как денег накопит и набьёт добром короб жены себе. Да вместе с этим не заметила, как молодость свою растратила. Красоты-то особой или таланта и по юности не наблюдалось, как и умения обласкивать души, а не только причиндалы мужчин. Теперь-то уверяет, что мужчин терпеть не может. Хотя, если тебя треплют как продажную шкуру, все свои сальные места тобой вытирают, после такого у всякой пропадёт желание любить…
— Эля, прекрати терзать мои уши своими несносными откровениями! И не воображай, что я забуду о высадке новых цветов!
— Мне и штраф, и посадка цветов, а Ноли лишь предупреждение? Где же справедливость?
— Ладно. Штраф отменяю. Но цветы высадишь, возьмёшь себе помощницей Ноли. Если не согласится, то тогда уже Ноли будет оштрафована за нарушение трудовой дисциплины!
— Слушай, я тебе всё открою, — Эля прижалась к моей щеке, щекоча кожу, — Она у тебя спряталась от этого металлического урода. Он по всей столице её искал, чтобы утащить опять на свою жуткую болотистую окраину. У него ж потребность поиздеваться со вкусом никуда не делась, а таких выносливых как Ноли, поди и поищи. Он таковых не нашёл, вот она и прячется временно. Если уж честно, без женской нашей необъективности, она ж привлекательной особой была, у самой Гелии в приятельницах ходила, пока это чугунное чудище её не раздавил, все соки выдавил из неё, потому она и страшной такой стала. Пусть уж она у нас отсидится, ведь трудится на совесть, а?
Жалобно скрипнула оконная рама. Ноли закрыла окно уже плотно.
Но уверенности, что она не подслушивает уже у другого окна, не было. Как и сна не было. Я вернулась на террасу у центрального входа. Сама не зная, зачем? Села опять за столик, отвлекая себя мыслями о незавершённой пока что, новой коллекции. Эля куда-то исчезла.
Но рано я радовалась. Примчалась запыхавшаяся Эля. Откуда?
— Нэя! Машина стоит у закрытых центральных ворот! С той стороны ограды, куда выводит дорога от Главного шоссе, он туда подъехал! Совсем рядом…. Я глянула, забравшись на смотровую площадку на крыше!
Я одна могла туда попасть, больше ключей от самого верхнего, третьего по сути, уровня здания никто не имел, — Откуда… — мне показалось, что сердце от внезапного волнения сдвинулось со своего места и куда-то падает. И спрашивала я вовсе не о ключах, о которых уже и не помнила. Вопрос не был осмысленным, а всего лишь вскриком изумления, что он совсем рядом. Надо лишь выйти через калитку и пройти немного туда, где он и ждёт. Открыть центральный вход я не могла. На ночь к нему подключали сигнализацию. И не подошёл ли он уже к калитке? В которую он тоже не мог войти. Но её я могла и сама открыть изнутри… Если Эля увидит… Так Эля же обо всём уже догадалась! Эля и увидела машину, — дала я себе мысленный шлепок.
— У Инара же есть дубликаты ключей от всех помещений «Мечты». Я у него взяла…
— Взяла или он сам тебе дал?
— Не давал, но мне хотелось там побывать, на смотровой площадке… Я потом ему отдам. Руд тебя ждёт! Если ты не хочешь к нему идти, может, я попробую дать ему то, что ему и необходимо? Мужчину понимают все, а почему женщину никто?
Я встала, глядя на неё с ненавистью почти. Она попятилась от меня. Тут я неожиданно огрела её по загривку своей деликатной и нежной по виду ручкой, — но вовсе не лёгкой, а по трудовому тяжёлой. Она повторно оступилась в цветы и декоративные травы. Надеюсь, без ущерба себе, а цветы по любому ей же высаживать. Из открытого окна на втором этаже здания почудился сдавленный смешок. Кто-то уже с другой стороны здания устроил пункт наблюдения.
А я… отправилась в сторону калитки. Выйдя наружу, вместо того чтобы бежать бегом, я еле-еле двигала ногами, хватаясь при этом за прутья ограды, боясь упасть в темноте или споткнуться. Не понимая, почему он не вышел наружу и не подошёл к этой калитке сам? Но, уже подходя к дороге, выводящей на Главное шоссе, я увидела, как отъезжала машина Рудольфа. Не дождался! Я стиснула челюсти, как будто хотела укусить собственное сердце, чтобы оно не билось настолько страдальчески.
— Уехал? — бросилась Эля мне навстречу.
— Кто? — спросила я, строя из себя оскорблённую добродетель. — Где? Я всего лишь проверяла, закрыта ли калитка, как мы сюда с тобой и вошли.
А потом не выдержала и сказала, — Могла бы и поорать ему со смотровой площадки, чтобы не уезжал и дождался тебя! Эу-у-у! Руд! Я иду-у! — от моего издевательского вопля встрепенулись птицы в ветвях лесопарка, а из кустарника с треском
