Шрифт:
Закладка:
Вот он – двор с большим пучком полыни над воротами. Пучок свежий, еще яркий, духовитый – не иначе как в недавнюю Купальскую ночь собран. От сглаза и навок вернейшее средство. Правена постучала в воротную створку. Никто не отозвался, зато она обнаружила, что ворота не заперты. Постучала для порядка еще раз.
– Иду я, иду! – раздался со двора старушечий голос. – Кто там такой нетерпеливый? Милухна, ты?
Отворив створку, старуха с удивлением уставилась на Правену.
– Будь жива, бабушка, боги в дом. Мне бы Улею повидать.
– Что-то я тебя не знаю… – Старуха оглядела ее с подозрением. – Не из наших.
– Я с Олеговой горы. Мне назвали вас… добрые люди. – Правена не знала, как много можно сказать этой старухе. – Это ты – Улея?
– Нет, она в избе. Ну, ступай, коли добрые люди…
Во дворе под навесом висели десятки травяных связок, источая пряный дух и без слов выдавая ремесло хозяйки. Улея занималась тем самым делом, какое и положено травнице в эту пору: разбирала на столе пучки недавно собранных пижмы и «заячьей крови», уже наполовину просушенные, выбрасывала начавшие гнить стебли. Это оказалась женщина довольно молодая и по виду приветливая: после беседы с подозрительной старухой вид ее принес Правене облегчение.
– Заходи, милая, – пригласила она Правену. – Не робей. Сейчас потолкуем. Ступай, мать, – велела она старухе, из чего Правена поняла, что та ей вовсе не мать. – А ты садись.
Правена села на скамью, держа свой сверток на коленях, огляделась: небогато, но чисто, на полках глиняные горшки и горшочки, пахнет травами, по полу разбросаны деревянные лошадки – игрушки тех детей, что она видела во дворе.
– Рассказывай, что за нужда у тебя? – предложила Улея, не переставая возиться с травами. – Не робей, дальше меня не пойдет, коли тайное что.
Она многозначительно склонила голову, а Правена подумала: видно, умеет помочь и в любовной ворожбе, и если кто дитя понесет некстати. Небось и про нее подумала…
– Кто тебе ко мне зайти посоветовал? – так же приветливо спросила Улея: не ради подозрительности, а обычно посылает тот, у кого была схожая беда.
Схожей беды ни у кого в Киеве уж верно не было с тех пор, как он стоит, но вопрос этот помог Правене приступить к делу.
– Воевода Мстислав Свенельдич! – выстрелила она. – Он мне сказал к тебе пойти.
– Мстислав Свенельдич… – Улея оставила травы и подошла к Правене. – Не врешь?
Она оглядела Правену с понятным изумлением: у этой-то что может быть общего с воеводой?
– Истовое слово. Сказал, до тебя довести, коли что будет для него. Но только я до тебя довести не могу, а нужен мне он сам, – решительно закончила Правена. – Передай ему, то нужно повидаться, и поскорее.
– Экая ты решительная! – с удивлением отметила Улея, глядя на нее как на мышь, требующую медведя. – Я ж за него не скажу…
– Можешь передать, что есть нужда великая увидеться? Скажи ему – не пожалеет, землей-матерью клянусь, дело того стоит. Скажи… – Правена колебалась, не зная, как убедить Мистину явиться на встречу, но не выдать при этом лишнего, – он, коли придет, получит то, что очень хочет.
Улея помедлила, разглядывая ее и прикидывая, статочное ли дело, чтобы такой человек, как Мстислав Свенельдич, очень хотел вот эту деву. Но ничего неимоверного тут нет: девка зрелая, красивая, статная, сразу видно, что здоровая. Одна коса чего стоит, да и лицом хороша. А Свенельдич-старший в тех годах, когда седина в бороду… Да такую любой захочет, что отрок, что старик. Как бы только до княгини не дошли его забавы, тогда всем причастным не поздоровится… Но не Улее было это решать.
– Обожди, – сказала травница и ушла.
Не было ее довольно долго. Не подозревая о том, как хозяйка поняла ее слова, Правена сидела неподвижно, разглядывая пучки трав по стенам и прислушиваясь к звукам во дворе и на улице. Ничего особенного там не происходило, но она всякий миг ждала чего-то страшного. Будто какие-то враги ее преследовали и могли вот-вот ворваться в этот двор.
Потом явилась Улея.
– Еще надо обождать, – сказала она. – Тут уж я не ведаю сколько. Может, сладится дело, может, нет. Жди вести.
И снова занялась травами. Правена думала, что Улея станет расспрашивать, попытается вызнать, в чем дело, но та молчала даже как-то выразительно: видимо, твердо знала, где ее дела, а где воеводские. Даже обычную болтовню не пыталась завести, пока руки заняты – гостья будто сделалась для нее невидимой.
Время застыло, но Правена так устала от своих тревог, что старалась вовсе ни о чем не думать. И, словно вдруг проснувшись, изумлялась: почему я сижу в каком-то чужом доме, по уши увязнув в смертельно опасном деле? Моя-то в чем корысть?
– Улея! – послышался под оконцем голос той старухи. – Улея, выйди!
Улея не вышла, а высунулась в оконце; переглянулась там с кем-то, сделала какой-то знак и повернулась к Правене:
– Пойдем.
Взяв свой сверток, Правена пошла за ней. Улея вывела ее во двор, но здесь никого не было, кроме старухи и детей. Улея направилась куда-то, и вслед за ней Правена пришла к погребу. Улея отворила дверь и, согнувшись, полезла в низкий лаз. Правена замерла, не понимая: чего ей там надо? Она ищет Мстислава Свенельдича, а не горшок сметаны!
– Иди, ну! – Улей обернулась и поманила ее рукой. – Тебе не говорили, как тут все?
– Нет, мне только сказали, к тебе… – растерянно ответила Правена.
Вспомнились страшные сказки, где девушке или парню приходится не только идти одному в дремучий лес, но еще и лезть в мертвую избушку на пеньках. Улея была не так страшна, как та старуха с костяной ногой, и вокруг был не лес, а шумный Подол, но Правена чувствовала себя на границе Темного Света. Все это дело с Хилоусовым мечом – темный лес, непонятный, чуждый, опасный! Выйдешь ли обратно живым и невредимым, или сгинешь, как мачехина дочка?
Свет летнего дня остался позади. Правену пробирала дрожь от стылого воздуха погреба и от жути: зачем она сюда лезет? Так и виделось, что ее запрут здесь и…
В глаза бросился черный лаз в стене – чуть меньше ее роста. Вот и он – вход на Темный Свет! Как раз туда Улея и полезла, и Правена, с холодом
