Теперь Хаджар вспомнил.

Вспомнил, что произошло в тот вечер на самом деле.

Вспомнил, как плакала Елена. Вспомнил фото, которые она выронила под дождем. Среди них было одно, которое не требовало обработки и подделки.

Фото её и того высокого, тучноватого депутата.

И то, что один из парней, которые напали на них в переулке, носил фамилию. Точно такую же фамилию, как у депутата. И то, что его так и не забрала полиция.

И то, что в конце дня он прижимал к своему горлу вовсе не лезвие ножа, а свернутый, наточенный о стену, тюбик зубной пасты.

— Я не герой, — покачал он головой. Хаджар вспомнил лица Примуса, Санкеша, Макина и Дерека.

Все они хотели перекроить мир так, считали нужным. Нужным для того, чтобы никто и никогда больше не переживал того, что пережили они. Они хотели сделать мир лучше. Не для себя. А для тех, кто придет следом…

Хаджар посмотрел на небо.

Где-то там обитали лже-боги, которые вмешивались в Книгу Судеб, Книгу Тысячи или как там она называлась. Они делали ошибки, из-за которых страдали простые люди.

Они начинали величайшие войны, в которых гибли целые цивилизации.

И все это — без должной платы.

Хаджар заберет эту плату.

Чтобы больше никому не пришлось переживать того, что пережил он…

— Я такой же монстр, как и те, кто уже пал и еще падет от моей руки, — Хаджар улыбнулся. Немного грустно и печально, но решительно.

Он вспомнил свист хлыста по своей спине, когда он принял наказание солдат Лунной Армии на собственное тело. Просто потому, что он выдержит, а они — нет. Он все выдержит… он всех переживет…

Хаджар обернулся и посмотрел на закончившего играть старца и на стоящего поодаль того, другого Хаджара.

Ярость загремела в словах Хаджара, а его глаза вспыхнули ярким светом несгибаемой воли.

— И я буду идти дальше — до тех пор, пока я остаюсь сильнейшим монстром из всех.

Старец поднялся, он направился к Хаджару.

— Я помню, как меня зовут. Всегда помнил.

Старец встал рядом с Хаджаром.

Его плащ — окутывал целый мир. Его волосы струились снежными вершинами. Его шрамы — бесчисленное множество армий, гремящих оружием. Его дыхание — бой боевых барабанов. Его глаза — знамена священной войны.

— Меня зовут…

* * *

— И как вы умудрились потерять его свидетельство о рождении?! — кричала на сотрудниц директриса. — Как мы его сейчас выпустим, если у него документов нет никаких?! Или вы не только работу хотите потерять, но и в тюрьму загреметь?!

— Давайте сейчас сделаем! — предложила работница. — Ну, вобьем в электронную базу, а про бумажку… да кому бумаги сейчас нужны.

— Хорошо, — директриса устало массировала виски.

Работница тут же начала стучать по клавиатуре.

— Ой, а как зовут-то его?

— Борей зовут его.

— Хорошо… — работница продолжила стучать. — Все! Сохранено и отправлено!

Директриса подошла к монитору. Пару раз хлопнула ресницами. И закричала:

— Ты что написала, идиотка?! Его зовут Борис! Борис, дура! Ты склонений не знаешь, что ли?!

Боря, хотя теперь — Борей, лишь глухо смеялся про себя. Впрочем по-другому он и не мог.

* * *

— … Северный Ветер, — закончил Хаджар.

Не важно, как его назовут — на языке древних — Дарханом, что переводилось, как Северный Ветер. Или Бореем — что означало Ветер со стороны Севера. Или даже Хаджаром, что означало — Ветер, приходящий с Северных Гор.

— Был рад встретиться, — Хаджар еще раз поклонился. — но меня еще ждет война.

Счетчик нейросети перескочил на ноль и Хаджар исчез.

В поле остался стоять один лишь только старец.

Он играл на лютне, а потом начал петь песню.

Песню о воине, который был рожден с его именем на устах.

Глава 931

— Ну здравствуй, — Хаджар стоял на границе раскалывающейся на части тьмы. Та распадалась квадратными пластами, а позади неё открывался вид на бескрайнюю долину в которой высилась ровная, зеленая трава.

В центре долины высился небольшой холм. На его вершине покоился большой, плоский камень, рядом с которым стояло дерево, в кронах которого спала птица Кецаль.

Хаджар не знал, почему то, что он разделял на мир свой души и внутреннюю тьму, на самом деле оказалось одним и тем же. И понятия не имел, почему, когда тьма, начала распадаться, он увидел мир души и стоявший где-то вдалеке знакомый дом.

Дом, в который ему однажды придется войти. Где его уже ждали мать и отец. И брат. И все те, кто будут его судить.

Однажды он туда войдет. Однажды, но не сейчас…

Сейчас он смотрел на зависший перед собой иероглиф в виде огромного жука. Девятьсот девяносто девять штрихов составляли его могучее тело. В каждом из них покоилось больше мистерий меча, чем мог высвободить даже Великий Мечник Орун. Каждый из штрихов — чудовищный удар меча, в котором заключались знания о техниках и стилях, грани которых Хаджар и вообразить не мог.

Создание столь сложной формы, столь невероятной силы.

Враг, которого Хаджар сам позвал к себе в душу и, по собственной воле, стал его рабом.

[Расчет выполнен. Проектирую план ликвидации объекта]

Перед глазами Хаджара засияли маркеры и цифры. То, под каким углом он должен нанести удар мечом по очередному штриху, в какое место этот удар должен прийтись. С какой силой нанесен, какой шириной плоскости должен лечь меч.

Путь, который нарисовала нейросеть, был не просто сложен — он был невозможен. Та скорость, которая требовалась, чтобы разрушить метку Духа Меча, находилась за пределами возможности того же Оруна. Сила, с которой нужно было нанести удар, сделала бы честь Гэлхаду. А точность и количество ударов — оставили бы завидовать подобной техничности Анис.

Метка слегка вибрировала. Несколько, самых маленьких и слабых штрихов на ней уже были рассечены. И это, на малую долю, но упрощало задачу Хаджару.

— Вероятность успеха.

[Обрабатываю запрос… запрос обработан — вероятность разрушения объекта носителем невычислимо мала]

— Невычислимо мала, — улыбнулся Хаджар. — если бы ты рассчитала мне что-то большее, было бы даже скучно.

Хаджар, непонятно откуда, достал кожаный ремешок, которым подвязал себе волосы. Он стянул с тела верхнюю часть одежд, обнажая могучий торс и вереницу шрамов.

Крепко обхватив рукоять меча обеими