Хаджар, вспоминая опыт прошлого, оттолкнулся от собственного меча. Он взмахнул серым плащом, который еще недавно служил ему походным мешком, и, обматывая его вокруг рукояти, сорвался в пропасть.

Он успел как раз вовремя, чтобы поймать запястье другого Хаджара.

— Держись! — закричал он.

Вдвоем они повисли над миром души, по которому уже катилась волна серой мглы. Смерть шла за свой законной добычей, а дом праотцов все приближался.

— Отпусти! — второй Хаджар над пропастью. — Отпусти, идиот! Ты еще успеешь! Успеешь прикончить эту мразь!

— Ты умрешь, — Хаджар обхватил плащ рукой и потянул их наверх. — Мы успеем вместе! Расчет был на одного меня — у нас есть пара секунд в запасе.

Рывок, еще рывок, обваливающаяся площадка тьмы, застывшая в воздухе, была уже так близка. А затем треск. Треск рвущегося плаща.

— Он не выдержит нас обоих, — прошептал второй Хаджар. — глупая ситуация, да? Прямо как в кино.

— Не говори ерунды. Мы с тобой никогда не смотрели кино. Откуда тебе знать, что там показывают.

— И ты не жалеешь?

— О чем? А вообще — заткнись. Я тут делом занят.

— Не жалеешь, о том, что было.

Хаджар посмотрел вниз. Он встретился взглядом со своими же глазами. Вот только вместо воли, ярости или гнева, в них была только грусть. Грусть и одиночество. И боль.

Не физическая, а душевная.

Вот то, от чего отказался Хаджар при своем рождении — он отказался от боли.

— Развел тут сопли, — прорычал Хаджар. — нам надо…

Плащ порвался.

Тьма рассыпалась на части и метка меча вспыхнула победным светом.

Вместе они падали в объятья серой хвори.

— Кажется, мы попадем туда одновременно, брат мой, — прошептал Хаджар.

Раскинув руки в стороны, он последние мгновения своей жизни наслаждался тем, как ветер игрался с его волосами. Как тело его свободно парило сквозь облака. Как он, как и мечтал когда-то, лежа в маленькой каморке, был свободен.

И у него были друзья, которые проливали за него кровь и за которых он был готов отдать жизнь.

И был враги. Какие-то преисполненные чести и достоинства, другие — наоборот, их лишенные.

У него была жизнь и…

— И кто еще сопли развел, нюня?

Хаджар открыл глаза. В его груди торчала рукоять синего меча.

— Даже если против нас выступит армия — я не предам тебя. — тот, другой Хаджар, бесстрашно улыбаясь, исчезал в потоках ветра. — Даже если император отправит легионы — я не предам тебя. Даже если демоны и боги, герои и враги, объединятся против нас, то не заставят меня предать себя. Меня зовут…

* * *

Эйнен, накрыв своим телом Дору, ждал, что на них обрушиться вся ярость Дерека, но этого не произошло.

Подняв взгляд, он увидел фигуру и не сразу признал в ней своего брата.

— Хаджар?

— Не сегодня, лысый, — Хаджар, стоя спиной к щиту черепашьего панциря, держал на плоскости странного меча два луча темно-золотого света. — Не сегодня кто-то из нас отправится к праотцам!

А затем небо дрогнуло от удара грома, в прах развеявшего половину армии мертвецов.

Глава 933

Легионеры, уже приготовившиеся к встрече с праотцами, вдруг увидели как небо, со стороны Даанатана, затягивает грозовое облако. Но, какое-то необычное, в нем порой, было видно, стоящего среди молний старца. Огромного, способно рукой закрыть вселенную, в одной руке он держал все разновидности оружия, который только создали люди, а в другой — музыкальный инструмент, который выглядел его щитом.

И с каждым ударом оружия, молнии опускались на столицу. Хищными и безумными от охоты драконами они рассекали небо, а затем вонзались в землю. А гром гремел такой силой, что у многих из ушей потекла кровь.

Вот только гром бил слишком ритмично. Удар, затем еще удар, затем еще. Будто это не стихия бушевала, заставляя легионеров видеть то, чего на самом деле не было, а кто-то могучий и всесильный стучал в военный барабан.

А затем, прямо перед легионом, в центр мертвых ударила белая молния. Из неё, словно из двери, вышел высокий, плечистый молодой мужчина.

Но, несмотря на юный возраст, он выглядел столь же дико и хищно, как молнии-драконы, бороздящие небо. И, несмотря на то, что на его теле не было ни единого шрама, не возникало никаких сомнений — этот воин прошел горнила сотен тысяч смертельных битв.

Два исполинских луча темно-золотого света, со стонущими внутри них душами мертвых воинов. Легионеры не раз и не два видели, как эти лучи будто мошек разбрасывали в разные стороны элитных адептов, в том числе мечников Тарез и Динос. Один из них — Повелитель, обладавший Королевством Меча, а другой — Рыцарь Духа, младший наследник клана сильнейших мечников Дарнаса.

И они оба ничего не могли противопоставить мощи Великого Героя Ласкана.

Разрушительная мощь Доры Марнил, наследницы клана эльфов Зеленого Молота развеивалась в пыль, а непробиваемая защита уже почти легендарного среди простого люда Эйнена Островитянина оказывалась не прочнее листа тонкой бумаги.

И вся эти сила обрушилась на одиноко стоящую фигуру. Спокойный ветер развевал её странные, такие простые, но в то же время, будто волшебные одежды. Темно синего света, на них, если приглядеться, можно было увидеть сияющие звезды, среди которых белыми завихрениями летел ветер.

В руках мечник держал один единственный клинок. Тот тоже выглядел мистично и волшебно. Черная рукоять и такое же черное, будто созданное из мрака, длинное острие. При этом лезвие имело синий цвет, с выгравированном на нем узором взмывающей к облакам черной птицы.

— Не сегодня, лысый! — прогремел, тем же боевым барабаном, голос мечник. Слегка присев, в защитной стойке он выставил перед собой свой клинок. — Не сегодня кто-то из нас отправится к праотцам!

А затем, когда два золотых луча ударили по, на их фоне, миниатюрному клинку, буря над головами легионеров разразилась последним, похожим на победный, яростный смех, громом.

Грохот такой мощи, что заставил вибрировать призрачный, зеленый черепаший панцирь, щитом накрывший остатки третьей дивизии. А вот мертвецам пришлось куда хуже. Половину армии, вплоть до самого горизонта, формируя своеобразный, невероятной площади, дуэльный круг, попросту превратило в прах.

Великий Герой Ласкана, вдруг, вскинул кулак и мертвые замерли. Они застыли в тех позах, в которых находились. Что в небе, что на