Аннабелла. – Идан говорит, что нужно любой ценой выкупать души, которые оказались в плену. Он копит на это деньги. Он пообещал, что меня тоже выкупит, даже несмотря на то, что я не еврейка. Как вы думаете, еврейские души стоят намного дороже православных?

Почему-то, несмотря на саркастичный тон, от этих слов по моей спине бодрым шагом пробежалась целая рота мурашек.

– Мне не следовало приезжать в ваш Израиль, – вдруг сказала Аннабелла. – Я должна была остаться дома. Мне было хорошо дома. Зачем вы меня забрали из дома? Я хочу домой.

– Владочка, – воскликнула Фридочка, внимательно разглядывая рисунок, – как же чудесно ты рисуешь! Когда ты к нам вернешься, мы обязательно потребуем у Семена Соломоновича, чтобы он разрешил тебе разукрасить стены общежития. Давно пора придать им божеский вид.

– Я никогда не вернусь в вашу клоаку, – заявила Влада, ворочая кисточкой в пластмассовом стакане с мутной водой. – Я не собираюсь жить в интернате, в котором заправляют такие люди, как ваш Тенгиз. Сперва он заставляет меня ходить к психологу, затем – к психиатру, а потом и вовсе решает запереть меня в оздоровительном пансионате. Мне известно, что это он так решил. Вы бы на такое не пошли, Фридочка, я точно знаю. Вы хорошая женщина. Это все он.

– Владочка, – ласково сказала домовая, – мы все хотим, чтобы тебе стало… было хорошо.

– Нет, это только вы хотите мне добра, а мне сам Фридман сказал, что мой мадрих не может теперь “нести за меня ответственность”. Это ж надо! Притом что он сам ежедневно пихал мне таблетки, которые мне были не нужны и от которых мне стало в сто раз хуже, так что я не могла больше отвечать за свои поступки. Что же вы потом удивляетесь, что я их не глотала? Я ему столько раз говорила, что меня от них выворачивает, появляются странные мысли, теряется сосредоточенность и растет аппетит. Но он мне не верил. Он думает, что все про всех знает. Ни черта он не знает. Он всегда хотел выгнать меня домой. Он всегда меня терпеть не мог. Передайте ему, что это взаимно. Это все потому, что я не настоящая еврейка, а он расист и с самого начала дискриминировал меня по национальному признаку. Кто вообще допустил его к детям? Он даже собственную дочку не уберег. Жаль, что папа Арта не настоял на его увольнении. Но мой папа настоит, уж будьте уверены. Я ему написала… Я ему позвонила, и он приедет и заберет меня из вашего вонючего Израиля, а потом убьет этого урода за такое обращение. Передайте ему, что только последний мудак способен на такое…

– Давай успокоимся, Владочка, – потрепала ее по руке Фридочка. – Все будет хорошо. Ты многое перенесла, и, наверное, нам не стоило приходить к тебе в таком количестве…

– Не разговаривайте со мной как с сумасшедшей, – прошипела Аннабелла. – Я не сумасшедшая. Это вы все больные на голову и пытаетесь заодно свести меня с ума. Это Комильфо сумасшедшая. Знали бы вы, что творится у нее в голове! А я ничего плохого никому не сделала. Я вообще ничего не сделала, а всего лишь выпила пару таблеток, потому что мне захотелось напугать Комильфо, а вы раздули из этого какую-то трагическую драму. Это была всего лишь шутка. Шутка, и больше ничего. Как вы могли воспринять ее всерьез?

– Очень смешная шутка, – не выдержала Алена. – Все оборжались.

Юра на нее шикнул.

– Фрида, – с невозможным апломбом произнесла Аннабелла, – прошу вас, оставьте меня наедине с моими одногруппниками.

Домовая заколебалась, но все же решила исполнить просьбу и, удалившись в угол помещения, неуклюже развалилась на огромном синем пуфе. Мне стало еще неуютнее. Аннабелла вызывала безотчетный страх.

– Знаете что, дорогие мои, – сказала она, – вы мне никто, и я вам никто. Вам на меня плевать. Мы случайно оказались в одном сумасшедшем доме. Всяко лучше находиться в настоящей психушке, чем в этой вашей Деревне. Здесь хоть все открыто признают, что у них крыша поехала, вместо того чтобы днем делать вид, что у них все в порядке, а по ночам нападать на забор.

– Какой забор? – захлопала глазами Вита, которой, вероятно, все еще казалось, что в словах Влады сохранялся здравый смысл.

– Это не меня лечить надо, – Аннабелла пририсовала к стакану соломинку, – а вашего мадриха. Вы бы однажды поглядели, как он воюет с забором, вам бы мало не показалось.

Юра Шульц озадаченно нахмурил брови.

– В Деревне никто никогда не говорит правду. Все только и делают, что врут. Ах, какая чудесная у нас жизнь, ах, как о нас заботятся, ах, как хорошо в Израиле бедным деточкам, которых вывезли из несчастного Совка! Я всего лишь хотела раскрыть вам глаза на правду. Просто я смелее вас, а вы все трусы. Я побывала на границе жизни и смерти, и теперь мне ничего не страшно. Вы все только и мечтаете о том, как бы удрать, а я взяла и попробовала.

– Это очень глупо, – сказал Юра. – Ты не должна была так поступать. Мы переживали. Ты даже не представляешь, как ты всех напугала.

– Я тебя умоляю! – скривилась Аннабелла. – Вам всем надо бежать из этого дурдома. Вам же никто не расскажет, что ваш ответственный вожатый в полном неадеквате по ночам бродит по Деревне с топором.

– Что за гон? – тихо спросил Фукс.

– Никакой не гон. Вы же читали мое прощальное письмо. Разве я хоть одним словом вам соврала? Я сказала вам правду. И сейчас говорю. У Тенгиза дома хранится топор, и он этим топором ломает деревенскую ограду за старыми сельскохозяйственными постройками времен первых пионеров и сионистов. Охранник никогда там не патрулирует, потому что это на противоположном конце света, там за оградой обрыв с холма, фонарей нет, ржавые железяки валяются, и никому и в голову не придет туда забредать. Сходите посмотрите, если вы мне не верите, потому что считаете меня сумасшедшей. Он там целый лаз прорубил. Да это верх безумия, верить, что забор в Деревне заколдован, и пытаться его разрушить. Однажды он вас всех кокнет, когда вы будете мирно спать под одеялами, и сбросит ваши трупы через дырку на пустырь. Вот тогда вы и вспомните меня. Но будет поздно.

Все с недоумением взирали на Владу, и хоть мы и понимали, что она не в себе, не верить ей почему-то оказалось затруднительно. Тем более что мы уже выяснили, что Влада умудрялась все про всех знать лучше остальных. Она вполне могла бы работать шпионкой