Шрифт:
Закладка:
– Нет. – Все трое почему-то не спешили оставить меня в покое. – Как видите, я цел. Займитесь ранеными. – Когда новобранцы поклонились и поспешили к обвалу, я посмотрел на последнее укрепление, за которым укрылись враги.
Керчетта помнила, для чего ее брали в руки. Я добавил тише:
– Сейчас мне лучше, чем когда-либо в жизни.
XXV. Под правильным флагом
Замотанный в погребальные тряпки, Эйв Теннет выглядел удивительно умиротворенным. Если так вообще может выглядеть человек, которого придавило камнями.
«Возможно, я бы и сам предпочел погибнуть, чем остаться калекой до конца своих дней».
Милосердная Мать солнца не спасала своих проповедников. Цена веры в Воснии! Сожалел ли Эйв Теннет о павших, чувствовал ли вину за то, что отправил меня с отрядом под стрелы, что обрек нас на гибель под завалами бастиона? Вряд ли.
«По крайней мере, теперь он лежит перед нами без шлема. – Я посмотрел на нижнюю часть командирского тела, а вернее, на роскошный плащ, которым ее укрыли. – И без ног, конечно же».
– Как же так вышло-то, а? – Стефан ходил вокруг мертвеца и выглядел яростно-ошеломленным. – Почему, во имя всего святого, никто не сказал, что бастион повредили?..
Хотелось смеяться, но вместо этого я крайне почтительно сопел.
– Дуру энту трижды камнем посекло, как помнится, – вздохнул Маркель, почесав свои космы. После боя они сделались коричнево-черными, вобрав в себя пыль, грязь и кровь. А может, и сажу. Я слышал, что башня у внутренней стены зашлась пожаром…
«Как можно умудриться поджечь каменные стены?!»
– Страшная потеря, – коротко заметил Урфус, но выглядел совершенно спокойно. Далек от скорби, как висельник далек от счастья, стоит петле коснуться горла.
– Святейший из людей, – согласился Стефан, а потом, едва понял, с кем примирился, тут же выпалил: – Хоть тебе, Урфус, и невдомек, какими талантами обладал господин Эйв, дважды отмеченный солнцем!
«Уже дважды?»
Маркель громко причмокнул, хлебнув вина из сосуда.
– То и канарейке ведомо. Последний в своем роду. Герольд, так говорили раньше, а? – Кажется, только Маркель действительно скорбел, его глаза блестели. Впрочем, это могло быть из-за вина. – Кто ж еще с солнцем так дружен будет, как наш командир?
– Невосполнимая потеря. – Стефан снова задергал щекой и вытер лицо, хоть никаких слез там и не было.
Кто-то из капралов всхлипнул, но когда я повернул голову, все лица выглядели одинаково – как на смотре. Каменные изваяния, а не люди.
Стефан припал на одно колено и забормотал:
– Всю жизнь вы боролись с тенью, мой господин. Спите спокойно…
Я бы сам не отказался поспать перед новым штурмом. Болезнь Эйва передалась его сотнику, Стефану: его несло. В тесной комнате на втором этаже башни упоминали монастыри Воснии, праведников, святых и ордена прошлого. Сколько лет пройдет, прежде чем и о них забудут? Только одно остается извечным – смерть. Она забирает всех: и праведных, и последних ублюдков. Смерть приходит к мечтам, чувствам, воспоминаниям. Именам и замкам, состояниям купцов…
– Сир, – вдруг подал голос один из капралов, явно утомившись слушать высокопарный бред, – каковы наши потери?..
«Как расчистили завалы в бастионе, насчитали четыре десятка убитых вместе с теми, кто пал под стеной». – Я постарался вспомнить слова сержанта.
Если в донжоне собрались лучшие из бойцов, дело худо. Если мы возьмем замок в первый же день и не потеряем еще сотню – я обязательно напишу об этом какой-нибудь фолиант.
Я примерно представил числа, но не сказал ни слова. Дорожил шкурой.
– Молчать! – вскрикнул Стефан, выпрямившись. – Что вам всем, головы поразбивали?! Перед вами лежит последний из рода, отмеченный солнцем, – дважды? – командир всего похода, господин Эйв Теннет. Хоть немного уважения, песьи головы?!
– Вопрос тем не менее висит. – Руки Хенгиста тоже вяло висели. Даже сержант не нашел в себе смелости грубить обезумевшему Стефану.
Тот потерял всякую сдержанность, явно возомнив себя новым ставленником:
– Церемония прощания с господином Эйвом пройдет поутру, как солнце поднимется над холмом. Прикажите слугам…
«Какая, к дьяволу, церемония! Мы зажаты между двумя врагами, если защитники успеют восстановить силы…»
– Что?!
Я осекся. Не сразу понял, что сказал это вслух.
«О дьявол». – Я с силой сжал зубы, чтобы не высказать чего-нибудь еще, но было уже поздно.
Урфус тихонько присвистнул. Лицо Стефана перекосило сразу с двух сторон.
– Ты что себе позволяешь, пес? – Он шагнул вперед, положив руку на булаву. – А ну, немедля выведите его и…
Я поджал губы. Столько терпеть, пресмыкаться, и вот результат. Повешение, плети, старые добрые побои в холодной грязи?
– Парень дело говорит, – послышалось из угла. Урфус перестал отсиживаться на ящиках и вышел на свет. Под его сапогами хрустел сор.
Я не знал, что хуже – если примутся за меня или если сотники примутся друг за друга. Оставят войско без штаба…
– Это грубое нарушение устава! Да ты об уставе вообще когда-нибудь слыхал, деревенщина?! – Стефан будто и забыл про меня. Два сотника встали друг к другу так близко, будто вот-вот страстно обнимутся.
– Ну-ка, повтори…
Маркель соображал куда быстрее: его крепкие ручищи развели спорщиков в стороны.
– Я толкую, нам бы до осени уложиться. Зима-то всем тоску наведет…
Челюсть Стефана отвисла. Он хищно уставился на Хенгиста, и сержант помахал ладонями:
– Церемония успеется. Сделаем в лучшем виде, – он залебезил перед Стефаном, – как замок возьмем. Там и золота добавится, – его волновало одно.
Гробовая тишина опустилась на башню. Где-то чихнул солдат и тишайшим образом извинился. Стефан задергал щекой, но поражение принял достойно.
– Утром, на рассвете, – процедил он, подняв указательный палец с важным видом. – Как поднимем флаг над донжоном! В тот же день, ни днем позже.
Может, не все было так плохо в нашем войске, как я полагал.
Напоследок, прогнав всех из башни, Стефан отправил мне взгляд, который невозможно было понять иначе: расправа будет. Если, конечно, мне не свезет во второй раз и на сотника не свалится стена.
Выбравшись под уже черное небо, я осторожно прошел вдоль бруствера: даже в ночь из донжона все еще могли отправлять стрелы. Этим же утром двух солдат нашли мертвыми под вторыми вратами – вот что называется «самая неудачная пьянка».
Кто-то самозабвенно отливал под стеной. Рядом тихо мычал какую-то мелодию очередной пьяница. Ветер принес запах жженой искрицы. Даже на чужой земле, под обстрелом, внутри вражеских стен, солдаты умудрялись вести себя как беспризорные дети.
Видит солнце, мы очень
