наклонилась посмотреть, что с ним такое. Он умоляюще глядел на меня и яростно жестикулировал. Понятно: хочет выбраться из корзины и вскарабкаться мне на шею. Я шикнула на него и вместо свободы предложила виноград.

В вагоне то и дело раздавались возмущенные возгласы взрослых о некомпетентности железнодорожников и взволнованные расспросы детей, как же Санта-Клаус с подарками найдет их в поезде. Я взглянула на незнакомца и поняла, что происходящее его забавляет. Он наклонился и погладил меня по руке.

— Прости. Похоже, наша игра немного сошла с рельсов, но я уверен, мы скоро снова поедем. Тебе не кажется, что нам можно уже и познакомиться? Или ты предпочла бы сохранить инкогнито?

На обдумывание ответа у меня ушла сотая доля секунды. Если мы продолжим эту игру, то как я его потом найду? Хотя он явно из тех мужчин, что в любом случае исчезают бесследно. К тому же я была уверена, что он не станет выпрашивать у меня номер телефона. Вот в этом и состоит разница между мужчиной и женщиной. Секс в поезде с прекрасным незнакомцем восхитителен только в том случае, если возможно дальнейшее продолжение истории. (Женщина.) Секс в поезде с прекрасной незнакомкой восхитителен. Точка. (Мужчина.)

Он по-прежнему смотрел на меня и загадочно улыбался.

— Послушай, я понимаю, такое поведение не в твоих правилах. Но мне бы очень хотелось продолжить нашу игру, и если бы ты сказала, как тебя зовут и куда ты едешь, мы могли бы встретиться.

Я мысленно возликовала.

— Да, конечно, было бы здорово. — Вот черт, теперь я веду себя, как обрадованный щенок. Не хватало еще хвостом повилять. — Меня зовут Поппи. Поппи Хезелтон.

Я протянула руку, и мы с улыбкой обменялись формальным рукопожатием.

— А я — Алекс Стентон, и мне очень, очень приятно с вами познакомиться.

Брат Дэйви. Господи! Брат Дэйви! Я густо покраснела. Я была просто в шоке — с этим человеком мне предстоит провести Рождество! Не знаю, хорошо это или плохо, и неизвестно, как он сам к этому отнесется. И как ему сказать? Господи, а Дэйви я как об этом скажу? Может, мне и не придется? Может, мы в этом поезде застрянем на несколько дней, а потом просто поедем домой и…

— В чем, черт возьми, дело? Никогда не видел, чтобы люди так вели себя при знакомстве. Мы что, раньше встречались? Думаю, я бы запомнил… — Он умолк, беспокойно глядя на мое застывшее от ужаса лицо.

— Нет-нет. Просто я — подруга, ну, работаю у… о господи… Меня пригласили встретить Рождество с вашей семьей. Я работаю у вашего брата, — промямлила я, не поднимая глаз. И добавила: — Простите.

Вот теперь мне точно придется остаться в этом поезде. Может, прямо на нем и вернуться в Лондон? К своему ужасу, я почувствовала, что от слез защипало глаза. Все было так здорово, я была такой храброй, а теперь все пропало. До него дошло, что Рождество предстоит встретить в компании девицы, которую он хотел «снять» в поезде. А Дэйви разозлится, и… Я вздрогнула, напуганная взрывом хохота. Алекс гоготал во все горло.

— Боже, ну и дела! Да я теперь тебя точно не отпущу. Попрошу, чтобы тебя поселили в соседней комнате. Вот это совпадение! Обычно совпадения бывают совершенно неинтересными и совсем не такими, о которых мечтаешь, но это — действительно необычайный случай! — От смеха у него выступили слезы. Вдруг он перестал смеяться и сказал серьезно: — Стоп. Подожди-ка. Подруга Дэйви? Насколько близкая подруга?

Мне стало неловко.

Дэйви не мог дружить с женщиной настолько близко, но я не знала, как ответить.

— Ну, просто подруга. Мы работаем вместе, иногда вместе ужинаем…

— И ничего более?

— Конечно нет.

Алекс внимательно на меня посмотрел:

— Старина Дэйви ничуть не изменился, верно?

— Хм, нет. Но я не понимаю, о чем вы, — ответила я, совершенно сбитая с толку.

Он наклонился ко мне и доверительно сообщил:

— Надо признать, довольно сложно фантазировать, когда находишься в туалете, я уж не говорю обо всем остальном. Конечно, я не жалуюсь, хотя нога все еще болит… Интересно, где это мы?

Он выглянул в окно.

Ясно было, что разговор о Дэйви исчерпан, как и инцидент в уборной. Я была совершенно деморализована и не знала, что делать. Пыталась убедить себя, что все в порядке, но явственно чувствовала возникшее между нами напряжение.

Мы застряли невесть в какой глухомани, с обеих сторон взору открывались только непривлекательные голые поля. Сверху нависала неприятная серая пелена, судя по всему, на улице было очень холодно. Одинокая лошадь, укутанная в подобие попоны, стояла в поле, печально склонив голову. Бедное животное, подумала я, даже не в конюшне в сочельник.

Алекс тем временем осушил свой стаканчик и налил новую порцию бренди себе и мне.

— Нет-нет, мне больше нельзя, — запротестовала я.

— Да почему? — удивился Алекс.

— Мне бы не хотелось знакомиться с твоей семьей пьяной в стельку.

— По-моему, лучше всего с моей семьей знакомиться именно пьяной в стельку, — насмешливо ухмыльнулся он.

Я не на шутку встревожилась. Мне хотелось расспросить подробнее обо всех членах семьи и, конечно, о его американской подружке, с которой он, видимо, и говорил по мобильному телефону. Хорошо, хоть ее там не будет. Их отношения показались мне весьма натянутыми.

Я изо всех сил старалась вспомнить, что именно Дэйви рассказывал о своем брате. Из памяти удалось выудить, что он моложе Дэйви и живет в Париже. Дэйви был очень высокого мнения о своем семействе. Он искренне восхищался родными, любил и даже идеализировал их, но, как я обнаружила, сообщил мне не так уж много конкретной информации. Я знала, что его родители унаследовали «Аббатство» от дедушки, который прославился, издав в 1930 году книгу с фотографиями Бодминского зверя[7] (в них позже опознали увеличенные снимки домашнего кота). Еще я помнила, что в «Аббатстве» когда-то жил последний в стране придворный шут и развлекал публику фирменными трюками: ощипывал живых воробьев связанными за спиной руками да поджигал собственные газы. Ну и наконец, в «Аббатстве» однажды ночевали королева Виктория и Оскар Уайльд, каждый сам по себе, конечно.

Я знала, что отец Дэйви занимается сельским хозяйством, обожает оленей и никому не позволяет охотиться в своих угодьях. Он страстный коллекционер древностей, особенно тех, что имеют отношение к Египту, и вечно волочет в дом всякие обломки керамических посудин. Мать Дэйви писала стихи, ловила рыбу и баловалась живописью. Сестра считалась небольшой «проблемой» семьи, но Дэйви так ни разу и не пояснил,