избирательными, не совершать ошибки. Женятся только по любви.

— А откуда это поверье, мама?

— А ты не знаешь? — плавно и красиво изогнула она брови. — Ну, что ж, слушай…

Однажды жил молодой бог, не знал ничего он, ни радости, ни тоски, ни горя, ни опьянения побед. Но всё, что могли испытывать другие, таилось в нём где-то в глубине. Он бродил у реки времён, то вперёд, то назад. Вглядывался, словно в зеркало, в водную гладь, но видел не себя, а прошлое людей, или настоящее, или даже будущее. И почти всё соприкасалось с любовью… Ходило вокруг, тонуло в ней или рождалось из неё.

Бог любовался. Ему интересно было всё, но это — особенно.

Только вот смех и счастье мешалось со слезами, с болью, с горем и тоской неизменно, неотвратимо.

И это бога пугало.

Он начал испытывать страх.

А затем и все прочие чувства, подсмотренные у людей. Отчего-то при виде их, пробудились и его собственные.

Но как только он отводил свой взгляд от быстрой чистой воды, все они угасали и не беспокоили его.

Но оставалась теперь при нём скука и неясная тоска, и одиночество мучило его ночами. Особенно, когда река времён была так прозрачна и чиста, что наблюдать можно было за любой жизнью.

И страх родился в молодом боге, что начнёт испытывать он всегда всё то, чему подвержены люди и многие другие, подобные ему самому.

Нет, ему милее то спокойствие, граничащее с забытьём!

Так он решил… Не зная, что слушает на самом деле страх.

И вырвал сердце из своей груди. Большое, горячее, яркое, как зёрна граната, пропускающие сквозь себя солнечный свет.

Оставил он сердце на берегу реки, а то возьми, да упади в неё! И так, в одном времени, в какой-то из многочисленных земель, в том их уголке, что не принадлежал ещё ни людям, ни кому бы то ни было, оказалось сердце молодого бога.

И родилась из него девушка. Обликом такая, какими были люди, только уши у неё заострённые на концах, как у молодого бога, да во взгляде сияющие небеса, откуда она и упала однажды, да закатное яркое солнце — отблеск силы того, кто вырвал её из своей груди.

Так появилась первая мелария. Ставшая потом прародительницей всех остальных. Некоторые считают её богиней.

Ведь не родятся от бога простые смертные…

Бродила мелария по миру, гонимая тоской по дому.

И нигде не находила свой дом. Но там, куда ступала её нога, росли цветы и прекрасные деревья. А где на землю срывались слёзы, появлялись озёра и реки.

Так появился Сумеречный мир, в тени которого мерцали звёзды… Ведь мелария та была сердцем молодого бога, и в ночных небесах ей всё чудился его взгляд…

Долго молодой бог не подходил к реке времён. Настолько долго, что успел позабыть об оставленном сердце.

А когда наконец заглянул в реку, то увидел девушку, лежащую в высоких, цветущих травах, живущую в центре прекрасного леса, которого не было всего то пару сотен лет тому назад.

И не обратил бы бог на это внимания, но во взгляде её увидел вдруг себя самого. И что-то защемило у него в груди…

И ощутил он тоску, и радость, и предвкушение встречи, и даже страх не мешал ему больше.

Чувства вернулись к нему, словно и не терял он их никогда. Наоборот, они стали частью него. Будто это тогда, когда решил бог отказаться от сердца, они были не настоящими.

Так и родился молодой бог, спустившись в Сумеречный мир за своим Сердцем.

Чтобы после уже вдвоём вернуться домой…

— Мама, — выслушав легенду, прошептала я, — но почему так?

— Что почему, малышка?

— Будто они до этого, получается, и не жили?

— А разве же живут без любви?

— Но есть же одинокие меларии и люди…

Мать рассмеялась, улыбаясь искристо, открыто и, приподняв за подбородок моё лицо, поцеловала меня в лоб.

— Но они ведь всё равно что-то или кого-то любят, глупышка. А значит, они живы…

Я помню ещё, что потом слышала от других иные варианты этой легенды, где молодой бог не остался со своим сердцем, а убил его, после чего погиб и сам. И где она, держа на него обиду, решила порвать их узы, отчего исчезла вовсе. И несколько хороших версий тоже. Но запомнились они мне плохо. Потому что то, что рассказала мама, оказалось ближе всего и милее мне.

И я мечтала с тех пор, что муж у меня будет любящий, и обретём мы свой дом, и вместе проживём до самого-самого конца, после чего отправимся рука об руку к реке времён. Где ждать нас будет лишь любовь, очищенная от всего лишнего…

* * *

— Госпожа!

Я распахнула глаза, пробуждённая девичьим голосом и пару секунд никак не могла выпутаться из покрывала.

— Госпожа? — когда получилось это сделать, воззрилась на меня служанка. — Эм… всё хорошо?

Видимо, её смутил мой растрёпанный вид и то, что спала я не сняв платье и даже туфель.

… она назвала меня госпожой?

Боги, надеюсь, это не связано с недавними словами Этаро.

Но надежде моей не суждено было жить.

— Госпожа, я пришла помочь вам привести себя в порядок и снять мерки для свадебного платья.

Глава 9

Рия смотрела на меня с благоговейным ужасом и восхищением. И мне становилось всё хуже и хуже, даже желудок скрутило от волнения.

А Рия всё что-то щебетала о предстоящей церемонии, моём платье и о пире, который «наверняка устроит властелин, ведь это настоящее чудо — ваш союз».

Она всё перекидывала с плеч на спину две свободно заплетённые косы, завязанные красными лентами, поминутно поправляла на себе белоснежный фартук и пышную юбку чёрного платья. Морщила лоб, как-то по детски хмурясь, когда я отказывалась что-либо делать или не отвечала на вопросы про Этаро. Наверняка она не понимала моего поведения. Потому и рассудила его по-своему:

— Госпожа, ведь властелин наш не так плох, как считают многие. Посмотрите вокруг, Иисида процветает! Никогда раньше Верхний мир не был так счастлив, не был так защищён ото всех вокруг, не был так богат. Разве что при правлении Великого дракона, но то было столетия назад… И не думайте, что Этаро опасен для вас! Стал бы он разве, если бы… Ну, — замялась она, — если бы не мог коснуться вас…

— Но с