— Она не была вампиром, — настаиваю я. Я знаю, что видела во сне. У Лоретты не было золотых глаз вампира. Надеюсь, Руван готов наконец принять эту истину. — Руван, если мастерская принадлежала ей — мастерская с дверью, которую мог открыть только человек, с записями, указывающими на то, что человек работал с Солосом — значит, Лоретта была человеком.

— Зачем человеку работать с королем вампиров? — Он все еще не верит. Я понимаю, насколько тяжело ему приходится, но от этого мне не хочется кричать на него еще меньше.

— Может быть, она тоже увидела возможность помочь своему народу. О которой мы не знаем или которая была утеряна со временем. Или... может быть, она любила его. — Ее глаза, его глаза, то, как они смотрели друг на друга в моем сне. Как бы мне хотелось показать Рувану то, что я видела. — Возможно, она была поклявшейся на крови Солоса.

— Вампиры никогда не становились поклявшимися на крови с людьми.

— Но ты...

— Я был первым. — Он отпустил меня и зашагал по коридору.

— Ты думаешь, что был. Но ты не знаешь. — Я повторяю: — Если я чему-то и научилась за последние недели, так это тому, что мы знаем не так много, как нам кажется. Если вампиры во времена Солоса считали людей не более чем скотом, которого можно использовать для получения крови, что бы они сделали, узнав, что их король не только работает с человеком, но и стал с ним поклявшимся на крови?

— Они бы никогда не смирились с этим, — шепчет он.

— Именно так! Джонтун, должно быть, упустил Лоретту из своих записей, чтобы защитить и своего короля, и ее. — Я делаю шаг вперед. Он на грани того, чтобы признать это. Я чувствую это. Но тут Руван медленно качает головой, и холодный пот покрывает мое тело от его выражения. Ужас пришел, чтобы составить нам компанию.

— Король Солос мог получить любую женщину из элиты Темпоста. Не может быть, чтобы он выбрал человека.

Я все еще.

— Что ты имеешь в виду?

Руван поднимает на меня глаза, в них противоречие. Мышцы на его шее напрягаются, он тяжело сглатывает. Он не отвечает.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что «не может быть, чтобы Король Солос выбрал человека»?

— Даже если записи Джонтуна не являются полной картиной, в них есть правда. Должна быть... Все, что мы знаем... Король Солос никогда бы не выбрал человека. — Руван заинтересованно смотрит куда-то еще, кроме меня.

— Потому что человек недостаточно хорош?

— Флориан, я не имел в виду...

— Тогда скажи мне, что ты имел в виду. — Я закрываю пропасть между нами. Вся злость, разочарование и обида, которую я почувствовала, когда впервые оказалась в этом месте, возвращается. Только теперь все стало еще хуже. Потому что теперь он мне небезразличен. Теперь я хочу, чтобы он хотел меня, потому что я хочу его — из-за всей этой надежды, которую он настойчиво пытается мне внушить.

Руван встает напротив меня.

— На Солосе было другое время. Люди были молодыми в этом мире, их только недавно создали дриады.

— И что?

— Их магия считалась слабее, чем наша.

— Так ты намекнул. Что мне кажется странным, поскольку вампиры были слабыми и уверенно выходили на улицу только в полнолуние.

Руван слегка нахмурился на мою колкость.

— Я никогда не утверждал, что это справедливо или правильно. Наоборот, если тебя вообще интересует мое мнение. Правда, ты должна быть благодарна Солосу за то, что он не сделал одного из них поклявшимся на крови. Кто знает, что он мог бы с ней сделать, чтобы раскрыть правду о кровавом предании.

— Если только Солос был не тем мужчиной, о котором ты подумал, — настаиваю я.

— Не каждая часть нашей истории является ложью.

— Ну, многое из этого было неправдой. Многое из этого даже не имеет смысла! Почему ты не видишь зияющих дыр в ней? — Я указываю на алтарь. — Ты говоришь, что кровавое предание — настоящее кровавое предание — опирается на кровь, которая дается добровольно. Разве это похоже на волшебное ремесло, которое мог создать мужчина, державший людей как скот?

В глазах Рувана мелькнуло искреннее сомнение, но он быстро его заглушил.

— Если люди с рождения говорят тебе ложь и ты ее принимаешь, это не значит, что мы поступаем так со своими. Возможно, ты находишься в трех тысячах лет от смерти Солоса и Фэйда. Но я родился всего через сто лет после смерти Солоса. Я вырос на рассказах о великом короле от тех, кто его знал. Он был гениальным, необыкновенным человеком, — огрызается Руван.

— Великий, необыкновенный мужчина, который, если верить тебе и драгоценной, идеальной истории, которую ты отказываешься подвергать сомнению, использовал и издевался над людьми, — огрызаюсь я.

— Я не имел в виду, что необыкновенный — это... — Он путается в словах.

— Я не знаю, что ты сейчас имеешь в виду, но это не причина. — Я качаю головой и направляюсь к лестнице.

— Флориан. — Он пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ее.

— Не ходи за мной.

— Не будь такой. — Глаза Рувана оскорблены. Думаю, что и мои тоже.

Я останавливаюсь на лестнице и вздыхаю. Последний шанс.

— Руван, если мы покончим с проклятием и ты станешь королем, я все равно останусь твоей поклявшейся на крови?

— Что? — Он пошатнулся. — А ты вообще захочешь?

— Я не об этом спрашивала.

— Но то, что ты хочешь, имеет значение.

— Ладно, считай, что я хочу. — Я смотрю ему прямо в глаза, пригвоздив его к месту. — Если бы все вампиры проснулись. Если бы ты предстал перед всеми их судом за то, что держишь меня — человека — на своей стороне, ты бы все еще был со мной поклявшимся на крови?

— Но твои желания имеют значение. — Он использует мои желания, чтобы спрятаться, и это приводит меня в ярость. Он уклоняется, и он это знает. Он знает, о чем я пытаюсь спросить, и его уклончивость