— Ртуть повторяет эти слова в моем сознании после того, как ты заставил меня замолчать в Зимнем дворце. Что они означают? — спросила я, шагнув к нему.

Он отступил назад, покачав головой.

— Лучше не спрашивай. Я все равно не могу тебе рассказать, так что просто… не надо.

— Фишер…

Он бросился ко мне, схватив за руку.

— Давай. Пошли.

Лесная деревня Баллард промелькнула как в тумане, пока Фишер тащил меня за собой. Деревья были увешаны мерцающими огоньками. Вдоль дорожек тянулись красивые пруды и поросшие травой площадки со скамейками. Музыка все еще витала в воздухе, хотя и отдаленно, пока он вел меня все дальше в лес. В конце концов мы вышли на мощеную площадь с круглым фонтаном в центре. Статуя в фонтане — женщина со струящимися красивыми волосами и нежно улыбающимся лицом в форме сердца — держала каменную вазу, из которой в фонтан у ее ног лилась ровная струя. Звук журчащей воды был бы успокаивающим, если бы Фишер не был так взволнован. Он пересек площадь, держась подальше от статуи и направился к безобидной красной двери между двумя маленькими магазинчиками — пекарней и ателье портного, судя по всему.

— Фишер, помедленнее … — Я едва не споткнулась, проходя мимо фонтана, мой взгляд остановился на небольшой латунной табличке у ног женщины, и тут болезненное осознание настигло меня. Я поняла, почему статуя показалась мне такой знакомой. Она была очень похожа на Эверлейн. И у нее были высокие скулы Кингфишера. Вернее, у него были ее высокие скулы.

Эдина из Семи Башен. Леди Калиш.

Мать Кингфишера.

Он говорил, что она привозила его сюда в детстве. Она была важна для жителей Балларда. Фишер тоже. Я поняла это еще до того, как Венди пришла отчитать его за то, что он так долго пренебрегал ею. Все вели себя очень деликатно, но жители деревни прекрасно знали о его присутствии. Он не был здесь чужаком, никогда не был, а теперь открывал дверь в здании на площади, потому что у него был гребаный ключ?

— Пойдем. — Он жестом указал на открытую дверь. — Давай зайдем внутрь. Становится холодно.

Температура была ужасным оправданием. В Калише было гораздо холоднее, чем в Балларде, а он ходил там в одной рубашке и брюках, не моргнув глазом. Однако я понимала, почему он хочет попасть внутрь, и не собиралась его останавливать.

Дверь вела на узкую лестницу. Всего один пролет. Свечи в настенных канделябрах вспыхнули, когда Кингфишер жестом пригласил меня идти вперед. Я начала подниматься. Всегда любопытный Оникс проскользнул между моих ног, желая быть первым. Его когти звонко стучали по деревянным половицам, когда он подпрыгивал на каждой ступеньке. В воздухе пахло пылью и запустением. Когда я добралась до верха лестницы, то обнаружила, что окружена призраками, но, прежде чем я успела запаниковать, на фитилях свечей вспыхнуло пламя, и я увидела, что жуткие белые фигуры вовсе не были призраками. Просто большие предметы мебели, затянутые простынями от пыли.

Даже картины, висевшие на стенах, были закрыты. Три больших окна выходили во внутренний двор и на фонтан, но Фишер уже занимался этим. Он пересек скромную гостиную и задернул плотные шторы из бордового бархата, закрывая вид на миловидную женщину, льющую внизу воду из вазы.

Это была не просто квартира, которую Фишер снял на ночь. Это место принадлежало Фишеру. Когда-то, возможно, оно принадлежало его матери, а теперь перешло к нему.

Я прошлась по комнате, проводя рукой по простыням. Нос Оникса не отрывался от пола, он рыскал по комнате, усиленно сопя. Он громко чихнул, а потом снова принялся вдыхать пыль. Я уже собиралась сдернуть простыню с большой картины над камином, но рука Фишера поймала мое запястье.

— Не надо, — сказал он. Но затем, чуть мягче, добавил: — Не сегодня.

Почему мы вообще здесь оказались? Для него это было все равно что бередить открытую рану, но именно он привел меня в Баллард.

— Ванная комната вон там, — сказал он, указывая на дверной проем слева от нас. — Внизу две спальни. Я займу ту, что поменьше. Все равно она раньше была моей.

Две спальни. Он будет спать в своей комнате. Я должна была спать в другой. Меня это не удивило. Может, Фишер и согласился трахнуть меня, но я не питала иллюзий, что он захочет спать в одной комнате со мной.

— Спасибо. О, черт. — Я поморщилась. — Я оставила сумку на поляне. Я не подумала. Мне придется вернуться и забрать ее.

Но Кингфишер протянул руку, и его ладонь превратилась в клуб черного дыма, который затем стал куском холста, превратившимся в забытую сумку.

— Держи, — тихо сказал он. — Спокойной ночи, малышка Оша.

ГЛАВА 26‌‌‌.

ЗОЛА И ПЕПЕЛ

Я проснулась от крика. Звук был полон чистого ужаса — так кричит человек перед тем, как его убивают. Я вскочила с кровати и налетела на мебель, разбив большой палец на ноге.

— Черт! Черт, черт, черт! — Эта спальня была мне незнакома. Когда я вошла в нее, здесь была кромешная тьма. Я смогла найти кровать только наощупь, пошарив в темноте. Одни боги знали, какие препятствия стояли между мной и дверью. Одни боги знали, где находится дверь. Крики усилились. В конце концов я нащупала дверную ручку и чуть не споткнулась о тяжело дышащего Оникса, когда он пулей выскочил за дверь. Я бросилась за ним по коридору.

— Хватит! Нет. Я сказал нет! ПРЕКРАТИ! — кричал Фишер.

Не раздумывая, я распахнула дверь и ворвалась внутрь. Шторы здесь не были задернуты, и лунный свет лился в окна, окрашивая все вокруг в серебристый цвет. Одетый только в брюки, Фишер лежал в центре кровати, которая была слишком мала для его тела, прямо поверх постели, и дрожал, по его коже струился пот. Сначала я подумала, что ему снится кошмар, но потом заметила, что его глаза открыты и устремлены в потолок. Он моргнул, и из