– Если ты еще раз скажешь о ней хоть слово, я отрежу твой поганый язык. И поверь мне, ты будешь не первым.

Я поднимаю брови.

– Кто же был первым?

Зейд лишь ухмыляется, а затем бежит навстречу Сибби и забирает у нее Франческу, неся визжащую женщину весь остаток пути. Я замечаю стрелу, которая в нее попала, – она торчит из ее задницы.

Меня все еще мучает вопрос об отрезанных языках, но я решаю, что все равно не хочу знать ответ на него. Неведение – благо и все такое.

– Где твои сообщники? – спрашиваю я, повышая голос, чтобы перекричать Франческу.

Судя по кислому выражению лица Сибби, предполагаю, что она не смогла представить, как один из них тащит Франческу на себе.

– Я сказала им держаться позади. Они весь день ругаются друг с другом, и это сводит меня с ума. Мне нужно отдохнуть от этих идиотов.

Зейд бросает Франческу рядом с Рокко, и ее крики становятся еще пронзительнее, поскольку она падает прямо на стрелу. Древко ломается, но наконечник так и остается глубоко в ее мышцах.

Затем Зейд подходит к Ксавьеру, и глаза у того расширяются от страха.

– Не стесняйся, ложись рядом с друзьями, – предлагает Зейд и, ухватив Ксавьера за ворот рубашки, подтаскивает его к Рокко.

Их мучительные стоны, проклятия и ругательства сливаются воедино, и господи, как же это раздражает.

Я подхожу к ним, глядя на жалкую троицу насильников. Часть меня жалеет, что здесь нет Рио, чтобы он мог посмотреть вместе со мной, как умирает Франческа. Кто знает, насколько глубоко он страдал от ее рук? Как и в случае с Сидни, его боль не оправдывает боли, которую он причинял другим, но я твердо уверена, что она не менее существенна, чем моя.

– Как неловко, – выплевываю я, чувствуя, как в глубине моего желудка сгущается отвращение. – Сколько девушек находились на том месте, где вы сейчас, пока вы праздновали и получали удовольствие от их мучений?

– Да пошла ты! – кричит Франческа, и с ее губ летит слюна. – Думаешь, ты лучше меня? Я встречусь с тобой в гребаном аду, и когда это произойдет…

– Что будет тогда? – перебиваю я, смеясь, когда она злобно смотрит на меня. Я приседаю и приближаю свое лицо к ее. – Будешь пытать меня и там? Ты никогда не будешь сильнее меня, Франческа, и знаешь почему? Я выжила, но меня ты, черт побери, не переживешь.

Достаю из кармана особый подарок, который хранился у меня все это время, и демонстрирую ей. Каблук, отломанный от одной из ее туфель.

– Подавись, сука.

Она открывает рот, чтобы обругать меня, закричать – сделать что угодно, – и я пользуюсь моментом, чтобы запихнуть каблук прямо ей в глотку, и улыбаюсь, когда ее глаза вылезают из орбит. Она бьется в конвульсиях, задыхаясь, но я уже стою над Ксавьером.

– Развлекайся, Сибби.

Сибби ухмыляется, опускаясь перед ней на колени, а затем заползает на тело Франчески. Подняв над головой свой розовый нож, она погружает его в грудь медленно умирающей женщины.

– Нет, нет, нет, подождите, подождите, это все она… – начинает Рокко, но его слова резко обрываются, когда Зейд вонзает свой нож ему в лицо. Лезвие входит в одну щеку и выходит из другой, застревая между зубами.

Рокко кричит, из его открывшегося рта потоком хлещет кровь. Я улыбаюсь и перевожу взгляд на Ксавьера. Он, похоже, вот-вот потеряет сознание, хоть я и не могу сказать, из-за чего именно – от ран или потому, что он столкнулся с последствиями своих поступков.

Скорее всего, последнее.

– Просто… убей меня уже, – скулит он. – Я буду умолять тебя, если хочешь.

– Ты хочешь, чтобы я проявила к тебе милосердие? Разве ты проявлял его, когда меня резал? Ты был милосерден ко мне, когда насиловал меня? Когда платил деньги и пытался купить меня, словно я гребаный товар, чтобы ты мог мучить меня до конца моей жалкой гребаной жизни?

Он задыхается, по его лицу течет пот, и его отчаяние и паника возрастают. Тем более, что Сибби начинает отрезать конечности Франчески, а Зейд – выкалывать Рокко глаза.

– Мне так жаль…

– Мне не нужны твои извинения, Ксавьер. Мне нужны твои страдания.

Прежде чем он успевает открыть рот и пролепетать еще одну никчемную мольбу, я выхватываю из ремня на своем бедре два запасных ножа и по очереди, разворачивая каждую его руку, с силой погружаю в них лезвия, пригвождая к земле.

Его крики смешиваются с криками Рокко, и теперь этот звук… становится прекрасным.

Я не утруждаю себя тем, чтобы снять с него штаны. Я просто заношу нож и вонзаю его в его таз. Его испачканные хаки мгновенно окрашивает багровый цвет. Я продолжаю наносить удары до тех пор, пока вся его паховая область не оказывается искореженной, а я не задыхаюсь.

И теперь он действительно находится в нескольких секундах от потери сознания, поэтому я хватаю его за волосы, заставляю посмотреть мне в глаза и вонзаю нож прямо ему в горло.

Его глаза недоверчиво расширяются, он начинает задыхаться, а из его раны вытекает багровая кровь, которая заливает рубашку.

Я наклоняюсь как можно ближе к его лицу, чтобы быть последним, что он видит.

4 июня 2022

В первый раз, когда Ксавьер заставил меня кончить, я простонала вслух имя Зейда. Он ударил меня так сильно, что на секунду мне показалось, что я ослепла. Я плакала, когда кончала, потому что мне казалось, что я предаю Зейда, даже если я и представляю его между своих ног. Это все равно был не он. И поэтому я плакала. А потом плакала еще больше из-за удара Ксавьера.

Я чувствовала себя такой слабой в тот момент.

Такой. Чертовски. Слабой.

Я больше никогда не хочу чувствовать что-то подобное.

Должно ли мне быть стыдно, что я наслаждалась, убивая его? Ведь это так жутко звучит.

Должно быть, ведь так? Но мне не стыдно. Зейд в самом деле развратил меня, и я ни капли не сожалею об этом. Теперь я чувствую себя сильной. Могущественной.

Сейчас я могу признать, что самый большой его грех – это то, что он заставил меня ощутить всемогущество. Словно мне больше не нужно оглядываться через плечо.

Потому что, если я увижу там кого-нибудь, то убью