но откуда было ей знать тогда, что замужество Аиши было тем ключом, который откроет перед ней закрытые двери фортуны?

— Как же замечательно, что я буду невесткой своей родной сестре — так исчезнет одна из причин для головной боли всей семьи, — затем она засмеялась. — И останется тогда одна лишь свекровь, но это уже легко!..

— Если её невесткой будет собственная сестра, то мать — без всякого преуменьшения — свекровью.

Обе матери продолжали обмениваться любезностями друг с другом. Хадиджа полюбила эту старуху, которая принесла ей эту чудесную новость, в той же степени, как и возненавидела, когда та пришла сватать Аишу! Сегодня же Мариам должна узнать об этом — Хадидже не терпелось поведать ей, не откладывая на завтра. Она и сама не знала, какое непреодолимое желание подталкивало её к этому; возможно, то были слова самой Мариам, сказанные на следующий день после помолвки Аиши:

— А что было бы, если бы они подождали, пока не отдадут тебя замуж?!

Тогда её охватило недоверие, отложившееся осадком на душе, несмотря на всю непричастность к этому Мариам. Когда вдова Шауката удалилась, Ясин, который решил задеть сестру, сказал:

— По правде говоря, после того, как я увидел Ибрахима Шауката, то сказал себе: «До чего же достоин этот бык, который, кажется, даже не может отделить белое от чёрного, стать в один прекрасный день суженым Хадиджи!»

На губах Хадиджи появилась лёгкая улыбка. Она не проронила ни слова, и Ясин с изумлением воскликнул:

— Ты что, наконец-то научилась благовоспитанности и смущению?!

И хотя лицо её говорило само за себя, пока он с удовольствием шутил с ней, спокойствие её смог нарушить только Камаль своим тревожным вопросом:

— И Хадиджа тоже оставит нас?

Дабы успокоить его, а заодно и себя, мать ответила:

— Ну, Суккарийя не так уж далеко отсюда.

Но насладиться полной свободой и рассказать, что у него на сердце Камаль смог, лишь оставшись наедине с матерью уже ночью. Он уселся рядом с ней на диван и с упрёком спросил:

— Что стряслось с твоим умом, мама?… Ты хочешь лишиться Хадиджи, как лишилась и Аиши?..

Мать объяснила ему, что она не потеряла их обеих и счастлива за них.

Предупреждающим тоном, будто обращая её внимание на что-то, что она упустила уже однажды, и может упустить ещё раз, он сказал:

— И эта уйдёт. Может, ты считала, что она вернётся, как надеялась, что вернётся и Аиша? Но Аиша не вернулась, и ты приходишь к ней только в гости. Как только она допьёт свой кофе, то сразу же говорит тебе: «До свидания». Я откровенно скажу тебе, что она больше уже не вернётся сюда. — Затем, одновременно предостерегающим и увещающим тоном добавил. — Ты окажешься без товарища в доме. Кто же будет помогать тебе подметать и вытирать пыль?… Кто поможет в пекарне? Кто будет по вечерам сидеть с нами вместе?… Кто будет вместе с нами смеяться?.. У тебя останется только Умм Ханафи, которая сможет тогда воровать все съестные припасы.

Амина снова объяснила ему, что в браке заключено счастье. Но он гнул своё:

— Заверяю тебя, нет в браке никакого счастья! Как же можно наслаждаться счастьем вдали от родной матери? — И он с воодушевлением добавил. — Да и потом, она не желает выходить замуж, как и Аиша не хотела поначалу… Она мне об этом поведала той ночью в кровати!

Однако мать заметила, что девушке необходимо выходить замуж, и тогда Камаль не сдержался и сказал:

— Кто сказал, что девушка должна непременно переезжать в дом к чужим людям!.. Что бы ты сама сделала, если бы этот чужой мужчина усадил её в шезлонг, а потом взял её за подбородок и…

Тут она прикрикнула на него и велела не говорить о том, что его не касается. Он ударил рукой об руку и сказал:

— Ты свободна так думать…, но вот увидишь!

В ту ночь от навалившейся на неё радости Амина не смогла даже смежить веки, словно стояла лунная ночь без единого облачка на небе. Она продолжала бодрствовать до самого прихода мужа после полуночи. Затем она поведала ему радостное известие. Он воспринял его с радостью, от которой весь хмель в его голове сразу рассеялся, несмотря на то, что у него имелись странные теории насчёт замужества дочерей. Внезапно он нахмурился и спросил:

— А Ибрахим разве видел её?!

Женщина спросила себя, разве нельзя, чтобы его восторг продолжался подольше, хотя бы на полминуты? С тревогой она пробормотала:

— Его мать…

Он в гневе прервал её:

— Ибрахиму позволили её увидеть?!

Впервые за весь вечер всю радость её как ветром сдуло. Она ответила:

— Один раз, когда мы были в апартаментах Аиши, он зашёл туда как один из членов семьи, и я не усмотрела в том ничего плохого.

Он спросил её, чуть ли не рыча:

— Да, но я ничего об этом не знал!

Он колючим взглядом поглядел на неё, и стал что-то разгорячённо бормотать и ворчать, как будто к нему снова вернулся гнев, выражаемый в разных звуках. Но больше он ничего не добавил — возможно, просто скрыл своё одобрение с самого начала, хотя и отказался мириться с Аминой до того, как даст выход гневу — словно политикан, нападающий ради защиты принципов на своего противника, несмотря на то, что доволен достигнутой целью.

46

Весь свой медовый месяц Ясин целиком посвящал себя новой для него жизни — семейной. Его не отвлекала от неё ни работа днём — поскольку женитьба его случилась аккурат в середине лета — ни развлечения вечером вне дома — поскольку он не выходил из него без крайней нужды — вроде покупки бутылки коньяка, к примеру. Помимо этого он не