и будет перед ней заискивать на глазах у него, чтобы пригласить её на свою свадьбу. И не было ни радости, ни счастья в этом мире, ибо однажды он заставил его связать свои воспоминания, разорванные с этой женщиной…, с этой развратницей… До чего постыдные воспоминания! Единственным ответом, который он тогда дал отцу, было:

— Если бы она была мне настоящей матерью, то я бы позвал её первой на свою свадьбу!

Он вдруг присмотрелся к детям, которые пристально глядели на него и перешёптывались, и звонким смеющимся тоном спросил у нескольких девочек:

— Эй, девочки, вы уже сейчас мечтаете о замужестве?

Он направился в сторону женской половины дома, вспоминая насмешливые слова Хадиджи, что она говорила вчера:

— Смотри у меня, как бы завтра тебе не поддаться смущению среди гостей, чтобы они не узнали всю горькую правду: что твой отец, который женил тебя, также покрыл твои расходы на брачный дар невесте и на всю твою свадьбу. Пройдись по всему дому и не останавливайся, из комнаты в комнату, смейся с одним и говори с другим, походи туда-сюда, осмотри кухню, кричи, вопи — и тогда, может быть, ты сможешь внушить всем гостям, что именно ты — настоящий мужчина и хозяин всего этого торжества!

Он, смеясь, вошёл в дом с намерением подчиниться этому насмешливому совету, изящно протискивая своё крупное тело среди гостей, ходил туда-сюда, поднимался по этажам и спускался снова, и хоть так ничего и не сделал, зато движение развеяло его мысли, освободив место для прелестей этой ночи. Когда же он вспомнил про невесту, то по телу его пробежала смутная дрожь, а затем он вспомнил последнюю ночь, проведённую в доме Занубы-лютнистки месяц тому назад, как он сообщил ей о своей скорой женитьбе и попрощался с ней, и как она кричала на него притворно-яростным тоном:

— Эх ты, сукин сын!.. Скрывал от меня известие, пока не достиг желаемого!.. Чтоб тебя тысячу раз треснули по башке туфлей, сапожников сын!

От Занубы не осталось в памяти его больше и следа, как и от остальных женщин. Эту сторону своей жизни он предал забвению навсегда. Возможно, пить он снова начнёт, однако не думал, что это желание навсегда в нём умрёт. А вот что до женщин, то он и не представлял себе, что даже искоса посмотрит на проходящую мимо красотку, ведь его невеста была для него новым удовольствием, водой для томимого дикой жаждой, что уже давно отравляла его существование. Затем он принялся воображать себе свою будущую жизнь сегодня ночью и все последующие ночи, через месяц, год, и так всю жизнь. По лицу его разлилась радость, говорившая сама за себя, не укрывшаяся от любопытных глаз Фахми, который по-доброму завидовал ему и испытывал страдание. Подошёл к нему и Камаль, внезапно появлявшийся отовсюду, и заговорил с Ясином, светясь от радости:

— Повар сказал мне, что сладостей хватит всем гостям, и ещё много-много останется…

45

К членам семьи на кофейных посиделках прибавилось новое лицо — Зейнаб. В семейное собрание влилась свежая струя юности вместе со свадебным торжеством. Но помимо этого три комнаты, что соседствовали с родительской спальней на верхнем этаже, были обставлены мебелью невесты. Однако женитьба Ясина не принесла изменений в привычный распорядок дома — будь то с политической стороны, которой по-прежнему целиком и полностью распоряжался отец по своей воле, или с экономической, которая всё так же находилась на попечении матери, как и до свадьбы. Зато по-настоящему существенные изменения произошли с душами обитателей дома, и это отчётливо было видно по тому, как эти перемены приноравливались к их идеям и чувствам, поскольку Зейнаб было не так-то просто занять в этом доме положение старшей невестки. Несмотря на то, что молодые и остальные члены семьи занимали один дом, разительные перемены в их чувствах и в отношениях не могли не произойти.

Мать приглядывалась к невестке с надеждой и осторожностью: что за человек эта девушка, которой отныне было суждено жить рядом с ней долгие годы, может быть, до конца жизни?.. Словом, она приняла её так, как принимает хозяин дома нового жильца — возлагает на него надежды, но и опасается.

А вот Хадиджа, несмотря на обмен любезностями с новенькой, вперилась в неё сверлящим взглядом, которому от природы было свойственно насмехаться и не доверять, выискивать недостатки и возможность поддеть других. Появление Зейнаб в семье как нового её члена благодаря браку с братом Хадиджи вызвало у последней лишь незаметное недовольство. И когда первые несколько дней после свадьбы девушка не выходила из своих покоев, Хадиджа спросила у матери — обе они были как раз в пекарне:

— Интересно, а что, пекарня для неё недостойное место?

И хотя мать усмотрела в её нападках на Зейнаб лишь стремление развеять недоумение, всё же встала на защиту невестки, и ответила так:

— Потерпи. Она пока ещё только недавно стала невесткой!

На это Хадиджа с неодобрением заметила:

— Интересно, а кто решил, что мы будем прислуживать невестке?!

Спрашивая Хадиджу, мать на самом деле задала вопрос себе:

— А ты предпочитаешь, чтобы она самостоятельно распоряжалась своей кухней и сама готовила?

Хадиджа протестующе воскликнула:

— Если бы всё это принадлежало её отцу, а не моему, то пожалуйста!.. Я имею в виду, что она должна нам помогать.

Однако, про прошествии недели, когда Зайнаб решила взять на себя какие-то обязанности по дому, и в частности, в той же пекарне, Хадиджа не одобрила этот акт сотрудничества, и продолжала критически приглядываться к действиям невестки. Она говорила матери:

— Ты обнаружила что-то необычное в её стряпне, о чём мы до сих пор и не слышали?!

Хотя Зейнаб как-то предложила, что приготовит им любимое блюдо в доме её отца — «Шаркасийю» — то был первый раз, когда эта шаркасийя появилась в доме у господина Ахмада, а когда её попробовали, блюдо удостоилось высших похвал, особенно со стороны Ясина. Зависть даже кольнула