которую любит мой брат Зулейк.

— А вот это удивительно! — сказал Кулькелуби. — Зулейк любит христианку, которую любит барон!

— Говорю вам, это не может быть она.

— Он двадцать раз повторил имя Иды ди Сантафьора.

— Он вас обманул!

Кулькелуби покачал головой:

— Это она, я уверен. Барон бредил.

— Бредил! — воскликнула принцесса, глядя на него в растерянности. — Что вы с ним сделали? Вы пытали его, да?

— О! Просто несколько капель воды, попавших в нужное место, и все.

— Они, наверное, свели его с ума! — воскликнула Амина. — Я знаю ваши дьявольские средства. Не нужно было отдавать его вам.

— Если бы этого человека мне передал кто-нибудь другой, не из рода Бен-Абад, не знаю, был ли бы он еще жив, — холодно сказал Кулькелуби. — Христианин, которого схватили в Алжире, если он не раб, должен быть убит, как бешеная собака. Вы должны быть признательны мне за то, что я его пощадил.

— Вы безжалостны, Кулькелуби, вас недаром называют пантерой Алжира.

— В этом моя сила, — сказал Кулькелуби, сардонически усмехаясь.

— Где сейчас барон?

— Он уже далеко.

— Но где?

— А вот этого я вам не скажу.

— Мне он нужен.

— Вы хотите спасти его?

— А вам какое дело?

— Ах, госпожа! Вы забываете, что он христианин, что я мусульманин, что среди моих обязанностей есть и отправление правосудия. Я удовлетворил ваш каприз потому, что мне это ничего не стоило, и потому, что я всегда питал к вам искреннюю симпатию, но дальше этого я пойти не могу. Графиня ди Сантафьора ваша, я отдаю ее вам, для меня она просто рабыня. Барон мой пленник и останется в моей власти.

— Как! — воскликнула принцесса, охваченная яростью. — Вы осмелитесь…

— Оставить себе христианина! Конечно, Амина Бен-Абад! Мне донесли, что он христианин, я послал своих янычар арестовать его, вы его защищали, потом вы мне его вернули, и я оставлю его у себя.

— Кулькелуби, у вас нет чести!

— Нет, я защитник ислама и безжалостный гонитель христиан.

— Позвольте мне его увидеть.

— Вы способны похитить его.

— Вы убили его.

— Клянусь Кораном, что он еще жив и через несколько дней будет здоровее нас с вами.

— А христианка?

— Я не знаю, где она, но надеюсь, что быстро ее найду. Что вы хотите с ней сделать?

— Я ее убью! — вскричала Амина в крайнем волнении.

— А ваш брат?

— Это не может быть та же девушка.

— Мне сказали, что у графа ди Сантафьора, того, кто обстрелял Алжир, была только одна дочь, бывшая хозяйка вашего брата.

Принцесса заломила руки.

— Все, что мне дорого, рушится! — воскликнула она с рыданием в голосе.

Кулькелуби встал.

— Вы любите барона, не так ли? — спросил он.

— Я не знаю, люблю я его или ненавижу.

— И мавританская принцесса, происходящая из рода мусульманских владык, державших в своих руках в течение двух веков Испанию, защищавших полумесяц и нашу веру, осмелится…

— Даже константинопольский султан, глава всех верных, любил христианок, а он воплощение истиной веры. Разве жена султана не была итальянкой? И не венецианкой была жена Мурада?[49] Ответьте мне, Кулькелуби!

Командующий флотом пришел в замешательство и просто пожал плечами.

— Отдайте мне пленника! — сказала Амина.

— Это невозможно! — ответил Кулькелуби непреклонно. — Скажут, что я старею и становлюсь защитником неверных. Он станет рабом, как и все, и это все, что я могу для вас сделать, Амина.

— Берегитесь, Кулькелуби! Вы не знаете, на что я способна!

— Вы убьете моих янычар? — спросил командующий с насмешкой. — Попробуйте, и барон ди Сант-Эльмо заплатит своей жизнью.

— Вы все против меня, даже мой брат! Хорошо, Амина Бен-Абад бросает вам вызов!

Она подняла покрывало и вышла, не оборачиваясь, а Кулькелуби вернулся к дивану, бормоча:

— Потомки калифов Гранады и Кордовы измельчали. Однако будем внимательны и осторожны, они в состоянии устроить восстание в Алжире, особенно эта фурия, Амина.

Глава XXII

Погоня за нормандцем

В то время как барон и Железная Башка, один за другим, были захвачены маврами и сокольниками, храбрый Нормандец, как мы уже видели, скакал перед бандой кабилов в надежде спасти своего товарища и, что было еще важнее, спасти и собственную жизнь, которая подвергалась смертельной опасности.

Упрямый фрегатар знал, что, если он попадет в руки мавров, его не спасут даже его доблестные моряки с фелуки.

Хотя его конь был уже измотан безумной скачкой, ударами шпор он послал его в галоп, решив до конца использовать последние силы бедного скакуна.

Прежде всего он хотел уйти подальше от мавров, поэтому он въехал в густой дубовый лес, понимая, что кабилы будут его преследовать. У него был план, и он был уверен, что быстро избавится от преследователей.

Конь из последних сил продирался между деревьями, шумно дыша. Нормандец, не обращая внимания на то, куда он направляется, поднял голову и внимательно посмотрел на ветки, тянувшиеся почти горизонтально над его головой.

Он бросил мушкет и связал плащ, чтобы он не мешал движениям. Пистолеты он оставил и ятаган тоже и даже проверил, не выпало ли что-нибудь из-за пояса.

Кабилы, лошади которых тоже устали, пока не смогли приблизиться к нему. Фрегатар уже был в лесу, а они еще не добрались до опушки.

— А теперь поиграем! — сказал он, продолжая осматривать ветки и приподнимаясь время от времени на стременах. — Вон там есть ветка как будто прямо для меня, и если сам дьявол вам не поможет, вы не так-то просто меня найдете, мои дорогие.

В пятидесяти шагах впереди толстая ветка спускалась с огромного дуба и тянулась почти горизонтально, в четырех метрах от земли.

Фрегатар, который ее уже заметил, быстро освободился от стремян, встал в седле на колени, сохраняя равновесие, а потом, когда был уже под веткой, протянул руки, обхватил ветку и одновременно сильно пнул своего коня.

Мощным прыжком, который сделал бы честь любому акробату, он запрыгнул на ветку, сел на нее верхом, а затем быстро добрался до ствола и полез вверх, где листва была гуще. Там он и затаился.

Конь, освободившись от всадника, продолжил свой бег через лес и быстро исчез за деревьями.

Его галоп еще не затих вдали, когда под деревом появились кабилы, двигавшиеся тесной группой.

Они и не подозревали о хитрости Нормандца и продолжили свою бешеную скачку в ту сторону, откуда доносились звуки галопа лошади.

— Вот это и называется удачный ход, — сказал фрегатар, беззвучно смеясь. — Когда они догонят моего коня и увидят пустое седло, они решат, что я раскроил себе череп о какой-нибудь ствол в лесу, и забудут обо мне. Подождем, пока спустятся