– Одрик! – изо всех сил крикнул Амадиу хоть великий магистр и находился от него не более чем в десяти шагах.

Вылив остатки масла на несчастную, мужчина отбросил в сторону мех и повернулся к Амадиу, скривив узкие губы в кривой ухмылке. Бывший великий магистр ордена Святых Мечей, а ныне – убийца и отступник, выглядел он преотвратно. Лицо его осунулось, ставши напоминать острый череп, обтянутый кожей, волосы – еще год назад ярко-черные, точно чернила – торчали длинными поседевшими клоками, а глаза почти впали вовнутрь, сверкая из черных впадин стальными огоньками. Смерив Амадиу долгим взглядом, он цокнул языком:

– И ты, Тома?

– Одрик Лорр, – произнес Амадиу, обхватив ладонью рукоять меча, – от имени капитула ордена Святых Мечей я приказываю вам и вашим людям сложить оружие и проехать со мной в Алый Оплот, дабы пройти братский суд за все преступления...

В ответ Лорр лишь расхохотался, откинув голову назад. Смех его напоминал лай бешеной собаки – визгливый и пронзительный, что особенно жутко слушался на фоне подвываний и всхлипов девушки. Закончив смеяться, Одрик схаркнул на землю желтоватый комок и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Я не признаю никоего суда, кроме божьего. Я делаю праведное дело...

– Праведное?! – не сдержал выкрик Амадиу и махнул рукой за спину, где еще дымились развалины. – Предать огню целую деревню это праведное дело?! Сколько человек ты убил сегодня? Тридцать? Пятьдесят? Сотню?

– Кретин! – рявкнул Лорр. – Как и все вы, – он обвел покрасневшими глазами окруживших его Мечей, – как и ваш лживый капитул, насквозь провонявший ересью и пороками! Вы – не воины, а трусы, ростовщики и пьяницы! Если плоть начинает гнить, ее необходимо резать. Если душу захватила ересь, то изгнать ее можно только через страдания. Ты знаешь, – он с ненавистью взглянул на девушку, отплевывая каждое слово, – что я нашел у этой твари?!

Достав из кармана какую-то вещицу, он кинул ее прямо под ноги Амадиу. Приглядевшись, тот разглядел небольшой самодельный амулет – два скрещенных меж собой деревянных полумесяца, украшенных несколькими веточками омелы.

– Это всего лишь безделушка, – покачал головой Амадиу, поднимая глаза на Одрика, – сделанная руками ребенка. Ты и впрямь уничтожил целое поселение из-за подобной ерунды?

– Ерунды? – поперхнулся Лорр. – Ерунды?! Это, – он ткнул узловатым пальцем в медальон, – не что иное, как плевок прямо в лица богов! Она еретичка, а то и чернокнижница! А вся деревня – вся! до последнего пастуха! – знала об этом и покрывала ее. И ты думаешь, хоть один из тех отбросов раскаялся в содеянном? Нет, даже под пытками все они...

И тут Амадиу вдруг кое-что понял. И мысль эта ударила его в голову, точно окованный железом обух. Великий магистр не пытается выкрутиться, дабы спасти собственную жизнь и не изображает умалишенного – он и впрямь верит в собственные слова. Он взаправду думает, что все это – сожженные дотла селения, мучения невинных и убийства младенцев, коим не свезло родиться с родимыми пятнами – он делает во имя богов.

Вглядываясь в покрасневшее лицо бывшего друга, искаженное гримасой злобы, Тома не видел пред собой того, прежнего Одрика – мудрого и справедливого, что готов был отдать свой плащ безродному бродяге, замерзающему под дождем. Теперь перед Амадиу стоял совершенно другой человек – истинный безумец, чье стремление нести волю божью превратилось в одержимость. Амадиу не мог понять лишь одного – как именно это произошло? Когда был сделан тот шаг, что отделял Святого Меча от меча карателя?

До этого момента Амадиу до последнего надеялся достучаться до Одрика, уговорить его уладить дело миром, сдаться, но теперь понимал, что иного пути нет, ни для кого из них. Лишь один должен уйти из круга по собственной воле, тогда как второй останется на земле. Но все же – не столь от веры, сколь от отчаяния – Амадиу предпринял последнюю попытку:

– Все кончено, Одрик, – устало проговорил Тома. – Отпусти девушку, отдай мне меч – и я клянусь, что суд пройдет честно и орден вынесет справедливый приговор.

Великий магистр замолчал, меряя Амадиу пронзительным взглядом. В душе последнего всколыхнулась надежда – он уже подумал, что произошло чудо, и слова его возымели силу, как Одрик выхватил из рук стоящего рядом с ним воина факел и бросил в девушку.

Вой боли, казалось, вознесся до самих небес. Амадиу хотел, но не мог отвести взгляда от пламени, пожирающего несчастную, глядя, как ее молочная кожа покрывается огромными пузырями, а почерневшие прогалины на месте лопнувших глаз смотрят прямо на него, словно моля о помощи. Огонь еще лизал длинные волосы, когда, наконец, девушка издала последний хрип и обвисла на веревках.

– Я отпустил ее, – нарушил тишину хриплый голос Одрика, – отпустил в лучший мир, где ее грешная душа, быть может, найдет свое прощение. Ты ведь просил об этом, Тома?

Все до одного из отряда Амадиу устремили на него взгляды – одно слово и через мгновение великий магистр рухнет на землю с болтом в сердце, но нет. Этот удар должен быть нанесен только его рукой. Не произнеся ни слова, Амадиу достал меч и отстегнул ножны, скинув их на землю. В ответ Лорр тоже вытащил клинок – к слову, подаренный ему Нелем – и сделал шаг в сторону Амадиу. Цепь Мечей немного расступилась, освобождая место двум бывшим друзьям, которые теперь кружили друг напротив друга быстрыми шагами.

– Каким богам ты служишь, Тома? – процедил Одрик.

– Тем же, что когда то служил и ты, – ответил Амадиу. – И я не припомню, чтобы они говорили нам убивать невинных людей.

Не успел он закончить, как Одрик рванул вперед и рубанул снизу вверх, метя распороть Амадиу от паха до шеи, да с такой скоростью, что тот едва успел уйти от удара и кое-как отвести последующие. Да, хоть выглядел великий магистр и ужасно, но дрался не хуже прежнего – видимо, сил ему придавала переполняющая его злоба.

– Пускай сегодня я и отправлюсь к богам, но хотя бы заберу тебя с собой, – ухмыльнулся Одрик, видя, как Амадиу переводит дыхание. – Ты предлагал мне пройти ваш «суд». А готов ли ты к настоящему суду, Тома? Суду пред ликами богов? Но только обвинителем буду я.

Амадиу не ответил, до боли сжав зубы, и вновь поднял меч. Спустя несколько мгновений, когда лязг стали утих, они снова стали друг напротив друга. Из царапины на скуле Одрика сползла капля крови, но его сапог чуть не переломил Амадиу хребет – падая на землю, тот едва успел каким-то чудом отвести лезвие Лорра, метившее ему прямо в сердце.

– Это я учил тебя сражаться, Тома, – каркнул Одрик. Хоть он и пытался сделать вид, что ничуть не устал, но пряди на его висках намокли, а слова перемежались жадными вдохами. – Когда я впервые пролил кровь, ты еще лежал под сердцем у матери. Все твои трюки придумал я, думаешь, сможешь поразить меня хотя бы одним из них?

Великий магистр сплюнул на землю, перехватил меч и больше никто из них не произнес ни слова. Каждый из них знал, что Одрик прав – он был едва ли не самым искусным бойцом ордена и научил Амадиу не одному десятку финтов, но, как уже успел убедиться Тома, кое-что оставил при себе. От скорой смерти Амадиу спасала лишь разница в возрасте и собственная проворность, но, если с каждым замахом он чувствовал, как рука его деревенеет, а мышцы сводит от усталости, то Лорр напротив, лишь больше распалялся, и атаки его становились все сильнее и яростнее.