— Ну, что, Надя, — вздохнула я. — Ты в полной заднице.

Странный мужик из зеркала забрал Теодора в Беловодье. Мой худший кошмар воплотился в жизнь. Я осталась совершенно одна.

Часики тикали. Дни пролетали один за другим. Расплата приближалась.

Я десятки раз пробежала глаза Указатель в маминой библиотеке, прочитала все книги, в которых упоминались Далекие земли и Память мира. Авторы сходились на одном: новичку не выбраться откуда в одиночку. Те, кто не знают правил, никогда не найдут выход.

Хреновей некуда. Но я не сдавалась. Раз приход Ничтожного неизбежен, я сделаю все возможное, чтобы задержать его до Теодора.

Ничтожные служили механизмом сбора долгов. Они воплощали пустоту. Совершенное ничто. И способ их замедлить был весьма прозаичным. Тео как-то разглагольствовал о символизме. Мол, нельзя продать что-то миру просто так, нужно найти способ указать на это. Подсветить тупой Вселенной.

В случае с Ничтожными символизм играл отнюдь не последнюю роль. С ними боролись с помощью их противоположнисти.

А что являлось противоположностью пустоты? Некая наполненность. Забитые до отвала сундуки, раздутые от предметов мешки и все такое. Я остановилась на пластиковых бутылках с водой. Дешево и действенно.

Я заказывала воду вместе с едой. Просила курьера перебросить доставку через забор. После похищения и не думала открывать ворота.

Выпивала воду, а затем наполняла бутылку из-под крана. Помимо приготовления «баррикад», продумывала маршрут бегства. Такой, что даст мне как можно больше времени.

Он начинался на первом этаже в гостиной — комнате с двумя выходами. Изначала хотела перенести его в кабинет, но он был тупиком. Из кабинета только выброситься в окно. Дальше я побегу по лестнице на второй этаж. Там укроюсь за баррикадами из заполненных бутылок. Когда Ничтожный поднимется за мной, запрусь в своей комнате. Тут его будут ждать еще больше бутылок. А когда чудище минует их, выпрыгну в окно и понесусь со всех ног, куда глаза глядят.

Надеюсь, Тео успеет. Я верю: он спасет меня.

☽☽☽

Я сидела в кресле в гостиной и качала Надю на ручках. Она кричала, плакала и морщила такую морду, что любой отвратительный Скрытый позавидует.

Сегодня был важный день, а этот ребенок, как всегда, мешал. В кого она такая несносная?

— Только попробуй испачкать своими грязными слезами мою рубашку, — прошептала я девчонке на ухо. — Я задушу тебя во сне.

Угрозы сработали. Через секунду Надя умолкла как ни в чем не бывало. Словно и не истерила вовсе. Ей всего год. Не думала, что дети так быстро растут. Даже Миша, Катя и Денис до трех лет были безмозглыми овощами с ручками. Возможно, Надю бы ждало прекрасное будущее, если бы не долг. Если бы не я.

Помотала головой, отгоняя ненужную мысль. Окинула беглым взглядом остальных детей. Пятилетняя Катя попалась на глаза первой. На ней было черное детское платье. Она посматривала то на меня, то на младшую сестру в моих руках. Казалось, боялась долго задерживать взгляд на ком-то одном. Знала, что так она ненавязчиво приглашает к разговору. И судя по бегающим зрачкам, говорить Катя не хотела.

Рядом стоял семилетний Миша в белой рубашке и черных брюках. Мальчик все время держал руки сомкнутыми за спиной. Он увидел эту позу в одном фильме у главного злодея и заразился его поведением. Отныне Миша смотрел на все исподлобья и хмыкал в ответ. Иногда настолько сильно, что вместо легкого смешка наружу вырывался откровенный хрюк.

Трехлетний Денис держался ближе ко мне, пока старшие дети стояли чуть в отдалении. Я одела его в белую рубашку и темные шорты. До брюк он еще не дорос. Из всех детей Денис выделялся черными волосами. Остальные унаследовали мой русый цвет, когда среднему ребенку цвет волос достался от отца. Возможно, Денис чувствовал, что отличается, и поэтому играл роль моей тени — безвольной куклы, которая во всем следует за мной. Разумное решение. Из него вырастет завидный жених. Ведь для властной женщины нет подарка лучше, чем покорный муж.

Но он не доживет до свадьбы. Никто из них.

«Снова бесполезные мысли», — укорила сама себя.

Из прихожей донесся стук во входную дверь. Он пришел.

— Дети, — обратилась я. — Ведите себя хорошо. Никаких истерик. Иначе я запру вас в комнате на целый день без еды и воды.

Миша и Катя кивнули в унисон. Денис чуть помедлил, но затем энергично закивал. Надя и Мирослав лишь смотрели за меня. В голове годовалых детей еще не хватало мозгов.

Я усадила Надю на кресло, где сидела секунду назад. А сама вошла в прихожую и открыла дверь.

На пороге стоял мужчина в сером пальто и каштановых брюках. Рот и щеки покрывала темная борода. На вид ему было около сорока — морщины на лбу и вокруг глаз виднелись отчетливо. Под мышкой мужчина держал завернутый в бумагу мольберт, а с другой стороны на его бедре висела большая кожаная сумка. В ней он держал инструменты, кисточки и краски.

Сегодня был важный день. Ведь сегодня мою гостиную украсит большой семейный портрет. Такой висел в домах зажиточных благородных семей. Он являлся признаком богатства и величия. Люди, что изображались на портрете, не важны. Иногда они могли враждовать. Иногда готовы были перегрызть друг другу глотки. Но на семейном портрете все улыбались и держались поближе к «дорогим родственникам».

Я не была из благородных, но я жаждала портрет всем сердцем. Потому как он доказывал, что я выбралась из крестьянской нищеты. Выбралась из той избушки. Выбралась из загребущих лап отца и скрылась от внимательного взора покорной матушки. Портрет для меня значил свободу. Ту, что я обрела, когда низвергла Николая Воронова. И ту, что я обрету, когда избавлюсь от долга. Когда все мои дети умрут.

— Добрый день, — поздоровался мужчина. — Вы готовы?

Ясно. Он не мистик.

— Да, — кивнула я и отступила в сторону, приглашая художника войти.

Стоило двери захлопнуться, я повела его в гостиную.

— Я подготовила для вас место. Скажите, как расставите все необходимое.

— Конечно.

Пока он ставил мольберт, я проскользнула на кухню и взяла два деревянных стула: для него и для себя.

— Прошу, — сказала, поставив один рядом с ним.

Второй я разместила напротив, в