Но о победе Цезаря говорили недолго.

С окончанием лета, в сентябре, начались выборы на должности плебейских трибунов, эдилов, квесторов, преторов и прочих магистратов. Всеобщее внимание сосредоточилось на новых столкновениях: консул Цицерон, пользуясь своим влиянием и своей властью, выдвинул в плебейские трибуны Катона и добился его победы. Это обеспечивало Цицерону покорность Сената, который, впрочем, и так был в руках оптиматов, а также помогало сдерживать законодательные поползновения народного собрания. Он решил больше не допускать преобразований – таких, как изменение порядка избрания понтифика, осуществленное Лабиеном. Особенно в свете последних событий.

Цезарь, воодушевленный своим избранием в великие понтифики, возжелал занять должность претора, поскольку достиг требуемого законом возраста, и снова одержал победу. Он был близок к своей главной цели – консульству. Его быстрое восхождение в этом году привлекло внимание оптиматов; он понимал, что они пойдут на любую уловку, лишь бы удерживать его на должности претора сколь угодно долго. Цицерона, Катона, Катула и остальных оптиматов объединяла приверженность одной заповеди: Цезарь не должен стать консулом, это полностью исключено.

Но какими бы серьезными ни были шаги тех, кто желал заполучить или сохранить власть, все омрачали предстоящие консульские выборы. В сравнении с ними померкла даже борьба за должность великого понтифика. Дело в том, что в выборах снова участвовал Луций Сергий Катилина. Он преследовал единственную цель – стать консулом – и хотел по возможности действовать в соответствии с законом, но готов был также использовать любые другие средства. Он не мог позволить себе нового поражения: как и Цезарь, Катилина накопил колоссальные долги, готовясь к различным выборам – как неудачным для него, так и успешным – и участвуя в разбирательствах, причем большую часть этих долгов предстояло отдать тринадцатого ноября. Только победа на консульских выборах позволила бы ему получить в свое распоряжение войско и затеять поход, способный принести достаточно денег, чтобы расплатиться с заимодавцами. В случае нового поражения никто не согласится на отсрочку платежей.

Его положение было иным, нежели у Цезаря: последний пользовался поддержкой богатого Красса. У Катилины же не имелось состоятельного союзника, хотя он не был одинок: вне группировки Цицерона, Катона и Катула были сенаторы, недовольные тем, что их отстранили от принятия важнейших решений и, следовательно, лишили огромных выгод. Вокруг Катилины сплотились сенаторы и граждане, затаившие обиду на оптиматов и стремившиеся облагодетельствовать не народ, а самих себя, – Лентул Сура, Гай Корнелий, Луций Варгунтей. Он также устроил бурную подготовку к выборам, обещая римскому народу всяческие блага в надежде на свое избрание.

Итак, обремененный долгами Катилина вложил в эти выборы все свои средства, действуя по правилу «все или ничего». Неудача означала уход из общественной жизни и изгнание, поскольку он не мог рассчитаться с многочисленными заимодавцами. Но он не был готов к окончательному поражению. У него имелся замысел.

Консульские выборы проводились под наблюдением консулов текущего года – Цицерона и Антония Гибриды. Надо было подкупить их, чтобы они не использовали все имеющиеся у них средства для предотвращения переворота. Цицерон не примет никаких денег. Но с Антонием Гибридой все иначе: влиятельнейший приближенный Суллы, Гибрида был с ним в греческом походе, отмеченном жестокостями, и совершал вопиющие беззакония, чтобы загрести побольше денег. Цезарь преследовал его, но безуспешно: оптиматы остановили разбирательство при помощи вето на плебейских трибунов, находившихся в то время под влиянием сенатских олигархов. Цезарю пришлось покинуть страну и отправиться на Родос.

Но все это было давно.

Гибрида сделался консулом, ловко лавируя между законным и незаконным, между честным управлением и откровенным мздоимством. Короче говоря, Гибриду можно было подкупить. И Катилина это сделал.

Тем не менее Цицерон, который знал, что сенаторам не чуждо все человеческое, и догадывался о склонности своего соконсула к стяжательству – Гибриду не волновало, каким образом он получит деньги и что это может означать для государства, – за несколько недель до выборов пригласил его к себе, чтобы… поговорить.

Domus Цицерона, Рим

Ночь, первая стража

Встретившие Гибриду Цицерон и Катон были мрачнее тучи. И все же первый радушно проводил гостя к одному из лож в атриуме. Потрескивали факелы, в их свете были видны длинные тени стражников, которых Цицерон разместил у себя в доме, чтобы защититься от возможных выходок Катилины. Он знал, что тот собирается обезвредить Гибриду при помощи денег, но, чтобы расправиться с ним самим, без колебаний прибегнет к насилию.

Цицерон перешел прямо к делу:

– Не знаю, Антоний, сколько денег предложит тебе Катилина за поддержку, но, если в ближайшие дни он потерпит поражение на консульских выборах и решит применить силу, чтобы захватить власть над Римом, я должен попросить тебя остаться с нами. Если Катилина проиграет, в Сенате все станет очень сложно, я ожидаю бурного голосования по серьезным вопросам. В обмен на твою верность могу обещать, что в будущем году Сенат выдвинет тебя на должность наместника Македонии. Один год во главе этой богатой провинции принесет тебе гораздо больше денег, чем обещает Катилина, и без того обремененный долгами. Тебе придется быть сдержаннее, чем Долабелла, тоже возглавлявший Македонию, и вести себя осмотрительнее, чем в Греции. Нам не нужны новые суды, подобные тем двум, которые затеял Цезарь. Сейчас он сильнее прежнего и куда менее наивен. Способный человек может разбогатеть, не прибегая к крайностям. Хорошенько обдумай свой ответ, Антоний, и учти, что, в отличие от посулов Катилины, это верные деньги.

Гибрида пристально посмотрел ему в глаза.

– У Катилины есть войско, – сказал он в ответ и уточнил: – Войско, готовое напасть на Рим.

Таким образом, он отказывался от предложения Цицерона, по крайней мере пока, а заодно давал понять, что тот не прав: Катилина сможет захватить власть силой, если проиграет выборы.

– У меня тоже есть войско, – возразил Цицерон, к удивлению Гибриды и Катона.

Гибрида нахмурился. До этой минуты он был убежден, что Катилина обошел Цицерона и его единомышленников в борьбе за власть над Римом, но заявление соконсула поколебало его уверенность. Разумеется, Цицерон мог и солгать. Гибрида снова посмотрел Цицерону в глаза. Кажется, тот был не склонен шутить.

Гибрида перебрал в уме все возможности и, как и предполагал Цицерон, пошел на попятную.

– Ладно, пусть будет Македония, – проговорил он.

– Хорошо, но, во имя Юпитера, – вмешался Катон, – откуда нам знать, что теперь ты действительно верен нам?

– Мой юный друг прав, – поддержал его Цицерон. – Это весьма