нашего внимания изначально. Ведь любое общество нуждается в людях определённого склада, способных воссоздавать его из поколения в поколение. А таких людей нужно готовить. В Российской Империи, на моей малой родине, именно эта система в своё время в значительной степени поддерживала косность военного сословия — опираясь на традицию и практику военных учебных заведений, где людей натаскивали с малолетства. В Империи же в своё время был предпринят весьма показательный эксперимент. Образовательные власти попытались объединить военную и гражданскую системы подготовки, и готовить военных в гражданских вузах и гимназиях. Не вышло. Такие недовоенные оказались непригодны к строевой службе. Психологически не готовы. Их этому не учили — двадцать четыре часа на семь жить в воинском коллективе и выполнять дурацкие приказы без вопросов и возражений. Гражданских к такому, в самом деле, не готовят. Примерно то же мы получаем и в случае дворянской элиты. Её нужно готовить особым образом, чтобы поддерживать в обществе стабильность преемственности. И тут на первый план выходит методика воспитания и образования, во многом состоящая из государственных программ. Разумеется, есть ещё домашнее воспитание и образование, которые в монархической системе имеют ничуть не меньшее значение, но конкуренции образовательных систем здесь, по идее, возникать не должно. Скорее, одна должна дополнять и развивать другую — только тогда получится гармоничное общественное устройство. В Ясени оно было как раз таким. Вот кошки и занялись перелопачиванием образовательных программ…

Я было тоже попытался поучаствовать. Но был с позором изгнан из нашего импровизированного аналитического центра. Валькирии не терпели помех. Они были на одной волне друг с другом. Я же вносил очевидный диссонанс. Как минимум, меня хотелось приласкать, а в идеале и вовсе отодрать. Это сбивало. В итоге меня спровадили на прогулку по Ясеню. Изучать местные достопримечательности. А заодно выгуливать не занятых интеллектуальной работой сестёр.

Спорить со Старшей было глупо. Хотят внести посильный вклад — пусть вносят. Они девочки умные, опытные, великолепные профессионалы. Пусть работают. Не думаю, что сам смогу много лучше них справиться с задачей выявления связей между традициями и обычаями Ясеня и балансом интересов Короны и правящих родов. Да и поставленный в лоб вопрос — мол, вывез нас из Республики, будь добр развлекать — требовал ответа. Тут так просто не соскочишь. Кошки не были моими личными игрушками, как и я не был их игрушкой. Они вполне обоснованно требовали внимания и участия. Много внимания и много участия. Такие умные и опытные женщины просто не могут не быть требовательными. И тут вступает общее правило: любишь кататься, люби и саночки возить. Любишь женщин — будь добр их развлекать, и вообще соответствовать их высокому доверию. Чем я и занялся, не желая навлекать на себя кары небесные. Да и приятная это миссия, чего греха таить!

И вот теперь мы с Тришей стояли, облокотясь о резные перила беседки и вглядывались в тенистое, прошитое солнечными лучами нутро векового леса. Да, где-то там, в глубине, тьма полностью победила свет, но здесь, на опушке, его власть всё ещё ощущалась. Впрочем, свет и тень были сейчас неважны. И то и другое с одинаковым успехом вязло, утопало в белоснежных шапках цветения. Да-да, на самой опушке, отгораживая беседку от древесного моря, раскинули свои пушистые ветви плодовые деревья — для которых именно сейчас наступила пора цветения.

Наверное, это была судьба… Я чувствовал рядом сестру по наставнице. Ощущал, как в моё плечо упирается её плечо. Млел от лёгкого ветерка женского дыхания, колышущего волосы на виске — когда моя девочка поворачивалась, изучая чуть отстоящий от общей массы растений цветущий куст. Почему-то он оказался ближе ко мне, чем к ней. Вот она, судьба, во всём её изменчивом великолепии…

— Красиво… — едва слышно прошелестели над самым ухом слова валькирии.

— В стране моего учителя существует традиция. Японцы любуются цветением вишни. Она у них называется «сакура». Красивое, поэтичное название — и такая же красивая, поэтичная традиция. Иногда… японцев называют русскими востока. Я же вырос среди русских, ещё одной национальности моей малой родины…

— Традиция состоит в том, чтобы любоваться цветами?..

— Ну… В общем-то, да. В пору цветения. Некоторые специально сажают сакуру в саду, чтобы можно было раз в год наблюдать её цветы.

— И воины тоже любуются… цветами?

— В первую очередь воины и любуются. Это их традиция. Считается, что познавшие саму суть бытия, прошедшие долгий сложный путь к вершинам национальной культуры, они куда восприимчивей к её проявлениям, чем простые обыватели.

— Зачем им это?..

— Зачем? Сложно сказать… Зачем ясеньцам монархия? Затем японцам и сакура. Красивая традиция. А ещё это на самом деле красиво… Хотя, ты знаешь… В реальности мало кто двинут на этом по-настоящему. Что такого в цветении, если вдуматься? Зато, как и русские, когда природа цветёт, японцы спешат в лес на пикник. Усаживаются, любуются природой… и жарят мясо. Всё отличие, в сущности, лишь в его сортах и в названии деревьев, на фоне которых происходит трапеза.

— Забавные. А ты сам чувствуешь что-то особенное… сейчас?

Триша резко повернулась ко мне, заставляя приподняться с перил. Уложила узкие сильные ладошки на мои плечи — предварительно добившись, чтобы я сам накрыл ладонями её бёдра. Вгляделась в глаза, словно рассчитывала что-то в них отыскать. Что-то сокровенное, что можно увидеть только вот так, на фоне природного цветения. И что удивительно, никакой пошлости, никакого сексуального подтекста в позе и движениях. Она всего лишь хотела понять. Когда ещё представится такая возможность — прильнуть к сокровенному?

Лёгкий ветерок взъерошил белёсую чёлку метиллии, принеся с невесомым движением аромат — одуряющий, сводящий с ума запах цветения. И я совершенно искренне ответил:

— Чувствую.

— И что же?

— Цветы скоро увянут, а вот ты… ты останешься рядом навсегда. Наверное… подлинный цветок — это именно ты, Тиш. Ты и другие сёстры. А цветы… они нужны, чтобы понять это. Взглянуть на тебя на их фоне. Сравнить. И убедиться, что ты не уступаешь им в красоте в минуту цветения.

— Красиво поёшь… — протянула прелестница, с силой прижимаясь ко мне упругой грудью. — Цветами ведь можно лишь любоваться. А мной…

— Да… — осипшим голосом отвечал я. —