Сам же патриарх пошел ночевать в скромную хижину одного из своих учеников. Его гордыня, амбициозность и самодовольство куда-то исчезли. Они, не уставал повторять Гаутама Будда, не совмещаются с благочестием. Кашьяпа принял во внимание его нравственные заповеди и тут же воплотил их в действие.

Огнепоклонники на следующий день после этого знака уважения со стороны своего наставника по отношению к Первоучителю благоразумно промолчали. Да и так всем все было ясно. Назревали серьезные перемены в духовной деятельности каждого из них.

Гаутама Будда почти убедил старого Кашьяпу в исходных постулатах своей Дхармы. Однако не обошлось без недоразумений. Наставник огнепоклонников почему-то решил, что Первоучитель подтвердил хорошо сформулированными аргументами превосходство небытия над бытием. У него появился соблазн заменить идею небытия представлением об иллюзорности всего сущего, иначе говоря, майей, а Дхарму назвать доктриной небытия. Пришлось Гаутаме Будде разъяснять, в чем его новый друг ошибается. Ведь его основная мысль, помимо отсутствия вечного эго, сводилась к тому, что в природе нет ничего отдельного и вечного, все в ней взаимозависимо и преходяще. А еще одну важную вещь сказал Первоучитель наставнику «космачей». Бессмысленно разбивать себе лоб в постоянных молитвах, если нет сил и желания жить нравственной жизнью и не поддаваться искушениям.

Кашьяпа разрыдался, склонил голову перед Гаутамой Буддой и сказал: «Больше половины моей жизни уже миновало. Прошу тебя, прими меня к себе в ученики и позволь мне учиться у тебя и практиковать вместе с тобой путь освобождения»[379].

Событие, которого ждали Гаутама Будда и последователи Кашьяпы из Урувилвы, наконец-то произошло.

Глава седьмая. Плох мир огня с водой

О массовом обращении космачей в истинную веру, об огненной проповеди Гаутамы Будды, о его триумфе в Раджагрихе, о брахманах Бхарадвадже, Шарипутре и Маугальяяне, о неудачном возвращении в родные места

Чего Гаутама Будда ждал долго и терпеливо, случилось. Когда-то чопорный и высокомерный Кашьяпа из Урувилвы теперь был оживлен и радостен. Он переговорил со своими космачами, и пять сотен бородачей дали согласие перейти под начало Первоучителя и составить непобедимый авангард его духовного воинства. Продемонстрированные им чудеса укрепили веру в мощь его Дхармы. Они сбрили бороды, срезали косички, и вскоре их макушки засверкали ярче отполированных речным песком медных подносов.

В нескольких километрах от Урувилвы на берегу реки Неранджара стоял Кашьяпа из Гайи и с недоумением и ужасом вглядывался в плывущие перед ним стожки черных волос. Он был взволнован. В его голове крутилась мысль: «Не случилась ли беда с его братьями?» Кашьяпа из Гайи ходил взад и вперед по берегу, не знал, что и подумать, а стожки все плыли и плыли. Неизвестность хуже самой плохой вести.

Полуденное солнце стояло над головой, над ухом зудели комары, и надо было что-то решать. Кашьяпа из Гайи в сопровождении нескольких космачей пошел в сторону Урувилвы. Он хотел знать, что стряслось с его братом и пятистами аскетами.

Кашьяпа из Гайи не знал, что навстречу идет его старший брат, Кашьяпа из Урувилвы. Они встретились, и старший брат подробно, не торопясь, рассказал о благородном и мудром кшатрии и его Учении. Он был убедителен, и Кашьяпа из Гайи понял, что новый путь к освобождению через избавление от страданий намного лучше и осмысленнее, чем их упертый аскетизм и кровавые ритуалы.

На другой день еще 250 человек во главе с Кашьяпой из Гайи нашли прибежище в Будде, Дхарме и Сангхе. К вечеру того же дня появился со своей многочисленной братией Заречный Кашьяпа. Какие-то слухи о невероятной духовной силе пришлого человека дошли и до него, а также ему рассказали, что их старший брат со своими последователями перешел в новую веру и что они избавились ото всех ритуальных принадлежностей. Заречный Кашьяпа не верил своим ушам, когда братья с восторгом рассказывали ему о чудесах, сотворенных Гаутамой Буддой и нравственном величии его Дхармы. Для Заречного Кашьяпы авторитетнее его старших братьев не было никого на свете. Он и его огнепоклонники также выбрали три прибежища: Будду, Дхарму и Сангху.

Не прошло и трех дней, как тысячная толпа, разделившись на два потока, чинно двинулась вслед за Первоучителем к холму Гайясиса, находящемуся к юго-западу от Гайи. Для индийцев Гайясиса с древнейших времен священное место.

Со стороны Будды это был решительный и смелый шаг, ведь он заявлял о своем учении в одном из центров брахманского благочестия. Разумеется, Гайя — не Варанаси, но и сюда стекались десятки тысяч паломников, чтобы в местных речушках и прудах смыть с себя накопившиеся грехи.

Проповедь Первоучителя, прочитанная пришедшим с ним новообращенным буддистам, получила название Огненной проповеди. Он произнес ее с вершины массивного скального образования, со стороны напоминающего голову гигантского слона. Это пространство завалено огромными валунами и очень удобно для размещения в нем большого количества людей. Проповедь и ее многочисленные слушатели, бывшие хранители традиционных ритуалов, принявшие Учение Гаутамы Будды, должно быть, создали переполох среди местных служителей ведийского культа. Недаром же Первоучитель сделал священный ведический символ — огонь — сквозным образом, проходившим через его небольшую по времени речь.

С помощью огня в Индии совершались и по сегодняшний день совершаются жертвоприношения. В Ведах называются три таких священных огня: гархапатья, ахавания, дакшина. Гархапатья — это огонь домохозяина (санскр. — грихастха). Он передается от отца к сыну и далее по мужской линии, на нем готовится хозяином дома жертвенная пища. Он возжигается с западной стороны. Ахавания — первый огонь, на который совершается жертвенное возлияние при ведическом обряде, на нем готовится также жертвенная пища для богов. Он возжигается с восточной стороны. Дакшина — огонь, используемый в основном в ритуалах, связанных с жертвоприношениями умершим родственникам и предкам, а также богу Яме. Он возжигается с юго-восточной стороны. Всем этим трем священным огням в проповеди Первоучителя придавался исключительно негативный смысл. Это был прямой вызов всей системе ведических понятий и представлений, ее демонтаж с помощью убийственных, подчас издевательских сопоставлений, доходчивых доводов и категорических силлогизмов. Эта проповедь воспроизводится в Гайясиса сутта[380]. Гаутама Будда «объявляет» слушателем, что всё, чем и что мы видим, слышим, чувствуем, пылает в полную мощь, как огонь в преисподней. Из-за этого жизнь превращается в нескончаемый кошмар. Источник воспламенения — страсть, ненависть, заблуждение. Топливо — «это рождение и старение, это страдание и горе, грусть, неудовлетворенность и отчаяние»[381]. Карен Армстронг отмечает: «Будда намеренно и с определенной долей иронии уподобил три пагубных огня — жажды бытия, ненависти и незнания — трем священным огням Вед»[382].

Жизнь в семье, домашний очаг