что продукты производятся в количестве, превышающем возможное их потребление». Мальтус образно сравнивал перенакопление капитала, вызывающее перепроизводство товаров, с ускоренным ростом населения. Только в первом случае для устранения кризиса необходим активный денежный спрос, тогда как во втором – соответствующий объем продуктов питания. Если при нехватке пищи нельзя поощрять размножение людей, то при недостаточном спросе опасно ускорять накопление капиталов, что ведет к кризису перепроизводства. Отсюда Мальтус делал важные выводы о необходимости расширения спроса путем развития внутренней и внешней торговли, увеличения числа мелких земельных собственников и, наконец, за счет растущего потребления богатой земельной аристократии. Рассматривая в соответствии с концепцией А. Смита три главные формы доходов в условиях рынка – заработную плату, прибыль и земельную ренту, он обратил внимание на невысокую покупательную способность двух первых доходов и сделал особый упор на ренту, считая, что именно она в состоянии в большой степени нейтрализовать сокращение совокупного спроса. Поэтому далеко не случайно Дж. М. Кейнс назовет Мальтуса родоначальником теории перепроизводства, отметив, что в его анализе нарушений и последующего восстановления рыночного равновесия содержатся ценные мысли о факторах «эффективного спроса», о подключении к потреблению произведенной продукции различных слоев общества и, в частности, так называемых «непроизводительных слоев».

Обнаружив редкую научную интуицию при обосновании возможности кризисов перепроизводства, Мальтус выразил свое несогласие по данному вопросу и со взглядами Рикардо, который, по словам Кейнса, «покорил Англию столь же полно, как святая инквизиция покорила Испанию».

Пытаясь раскрыть тайну рыночного обмена, Мальтус выступил с принципиальным отрицанием рикардианской трудовой теории стоимости. Если, по мысли Рикардо, «стоимость товара или количество всякого другого товара, на которое он обменивается, зависит от сравнительного количества труда, необходимого для его производства, а не от большего или меньшего вознаграждения, получаемого за этот труд», то Мальтус подошел к рыночной цене не как к денежной форме трудовой стоимости. Он считал, что цена представляет собой денежную форму меновой стоимости товара, а последняя есть «отношение одного товара к другому или к нескольким другим, способным быть обмененными». В свою очередь данное отношение должно непосредственно определяться спросом и предложением, тогда как сами издержки, связанные с производством определенного товара, играют при формировании рыночной цены лишь второстепенную роль. Что же касается дороговизны или дешевизны отдельных товаров, то они порождаются либо их относительной редкостью, либо обильным предложением по сравнению со спросом («всякий предмет тем дешевле, чем более он распространен»).

Разумеется, для убежденных сторонников исключительно трудовой теории стоимости подобные рассуждения выглядят неверными и ненаучными. Однако, если принять во внимание обоснованную в ходе дальнейшего развития экономической теории двойственную основу рыночной цены (с точки зрения предложения, этой основой несомненно являются издержки, а с точки зрения спроса – убывающая предельная полезность), то во взглядах Мальтуса можно обнаружить своеобразное появление первых ростков будущего маржинализма, ознаменовавшего серьезный переворот в экономической науке на рубеже XIX–XX в.

И хотя в дальнейшем не все крупные теоретики благосклонно отнеслись к различным идеям Мальтуса, выдвинутым еще в эпоху промышленного капитализма в Англии, нелишне вспомнить, как уже в начале XX в. шведский ученый Кнут Викселль, одним из интеллектуальных наследников которого по праву считается Дж. М. Кейнс, подчеркивал, что «теоретическая подготовка квалифицированного экономиста должна включать тщательное изучение произведений Мальтуса». Во второй же половине XX в. известный американский профессор Бен Селигмен – автор фундаментального исследования «Основные течения современной экономической мысли» (1963 г.) – уверенно возведет Мальтуса в ранг «великих экономистов».

И в заключение уместно привести еще одно высказывание самого Мальтуса, касающееся не устаревшей и сегодня необходимости изучения экономической жизни общества с позиции многофакторного характера всех протекающих здесь процессов: «Политическая экономия – не математика, и та искусственная простота, которую стараются придать ее выводам, служит только в ущерб ей, отдаляя ее от действительной жизни… Первая задача… – это объяснить вещи как они есть, а не как они могут представиться нашему воображению… И пусть ни соображения временного удобства, ни опасения нарушить стройность общего правила не побуждают нас никогда сходить с прямой дороги к истине или скрывать такие факты, которые могут не согласоваться с нашими общими положениями».

17. Рикардианство: Джеймс Милль и Мак-Куллох

Сочинения Джеймса Милля и Мак-Куллоха представляли собой в 20-х и 30-х гг. XIX в. самое старательное воспроизведение и популяризацию буквы учения Рикардо. Что касается духа этого учения, то они его не понимали и не могли развивать. Убожество ближайших последователей Рикардо признается и современными буржуазными экономистами. Шумпетер пишет, что его учение «увяло в их руках и стало мертвым и бесплодным немедленно»[101]. Но причины этого он видит, по существу, в бесплодности самого учения Рикардо.

В чем подлинная причина столь своеобразной судьбы наследия великого экономиста? Рикардо оставил глубокую систему идей, но вместе с тем полную кричащих противоречий и пробелов. Он сам лучше, чем кто-либо, сознавал это. Чтобы действительно развивать Рикардо, надо было, усвоив основы его учения, найти научное разрешение этих противоречий.

Конечно, важное значение имело то, что люди, окружавшие Рикардо, были лично неспособны решать такие задачи. Но этим проблема не исчерпывается. Как ни велика роль личности в науке, она подчиняется тем же законам, что и роль личности в истории вообще: эпоха, историческая необходимость порождают людей, способных решать назревшие задачи. Дело в том, что в тех конкретных условиях творческое развитие учения Рикардо требовало перехода на позиции иной идеологии, оно было по существу невозможно в рамках идеологии буржуазной. Поэтому подлинным наследником Рикардо явился марксизм.

Вспомним два главных противоречия, на которые натолкнулся Рикардо. Первое. Он не мог объяснить, каким образом обмен капитала на труд (проще говоря, наем рабочих капиталистом) совместим с его трудовой теорией стоимости. Если рабочий получает полную «стоимость своего труда» (мы знаем, что это выражение неправомерно, но Рикардо говорил именно так), т. е. если его заработная плата равна создаваемой его трудом стоимости товара, то, очевидно, невозможно объяснить прибыль. Если же рабочий получает неполную «стоимость труда», то где же здесь обмен эквивалентов, закон стоимости? Второе. Он не мог совместить трудовую стоимость с явлением равной прибыли на равный капитал. Если стоимость создается только трудом, то товары, на которые затрачивается равное количество труда, должны продаваться по примерно одинаковым ценам, какие бы по размерам капиталы ни применялись при их производстве. Но это означало бы различную норму прибыли на капитал, что, очевидно, невозможно как длительное явление.

Посмотрим, каким путем пошли английские экономисты 20-30-х гг. При этом мы не станем разбираться в тонкостях отдельных авторов, а покажем общую тенденцию. Ученики Рикардо не могли найти разрешения этих противоречий