Фан Му покачал головой и вышел из машины.

* * *

Стоя в подъезде перед знакомой дверью, Фан Му никак не решался ее открыть. И только спустя десять минут смог достать ключ.

Вошел. Щелкнул выключателем. Гостиную заполнил теплый желтый свет. Фан Му, стоя в дверях, как чужак, осмотрел пространство.

Ничего не изменилось. Все изменилось слишком сильно.

Та девушка больше никогда не появится здесь.

У входа лежали старые кроссовки. Пожелтевший сетчатый верх, потрепанные шнурки, высохшая грязь на подошве.

Точно, тот день. День, когда выпал первый зимний снег. Эта глупышка отказалась идти домой в новых ботинках…

Фан Му вдруг стало тяжело дышать. Он отвел взгляд, медленно подошел к двери спальни и, поколебавшись, осторожно толкнул дверь.

На него вмиг налетел знакомый запах.

Что это за запах? Фан Му жил с ним каждый день, но никогда не задумывался, откуда он исходит. Шампунь? Гель для душа? Духи? Или особый запах тела, присущий только этой девушке?

Аромат Ляо Яфань.

Фан Му включил свет, и все в комнате стало отчетливым.

На кровати – ее одеяло, ее плюшевая подушка. На стуле – ее пижама. На столе – ее косметика и зеркало. В распахнутом шкафу – ее одежда.

Все связано с ней. Все больше не имеет к ней отношения.

Огромное горе настигло его так внезапно, что Фан Му слегка пошатнулся и, едва устояв на ногах, ухватился за дверной косяк.

Так называемая душевная боль – это не психологическое ощущение, а реальная физическая боль. Она скрыта глубоко внутри, ее невозможно унять, она следует за вами как тень.

За эти десять часов в голове Фан Му пронеслось бесчисленное множество «бы».

Как было бы хорошо, если б он не встретил медсестру Нань.

Как было бы хорошо, если б он решил поверить Ляо Яфань.

Как было бы хорошо, если б он не поехал на кладбище Лунфэн.

Как было бы хорошо, если б он сперва подумал о Ляо Яфань.

Как было бы хорошо…

Ничего нельзя изменить. Подобно тому, как Фан Му не смог солгать своему сердцу в критической ситуации.

Любовь – это инстинкт, естественная реакция, то чувство, которое невозможно скрыть.

Любовь – это первый человек, который приходит на ум.

Только вот та девушка, которой пренебрегали, как сорной травой, в итоге умерла от пренебрежения.

Что может вызвать большее сожаление, чем это?

Так и не погулял с ней в парке. Так и не пообедал с ней как следует. Так и не познакомил ее со своими друзьями. Так и не сказал ей ни единой серьезной и искренней фразы…

«Она больше никогда не вернется».

Казалось, сердце сжалось в комок, а дыхание вот-вот остановится. Фан Му почувствовал, как тело онемело, и, почти подлетев к стулу, сел. Опустил голову на колени и крепко вцепился в волосы.

«Успокойся. Сдерживайся. Чтобы противостоять. Чтобы отомстить за нее».

Через несколько минут кровь, казалось, снова потекла по венам. Фан Му тихонько выдохнул, поднял голову и не спеша порылся в карманах.

Пусто. Он вдруг вспомнил, что потерял портсигар.

В эту минуту Фан Му был нужен табак; он был нужен ему, чтобы успокоиться, этот дым был нужен ему, чтобы заслонить знакомые вещи перед ним. Он оглядел комнату и вскоре заметил на прикроватной тумбочке полпачки сигарет. Ее оставила Ляо Яфань. Фан Му с трудом подошел, взял пачку и вдруг обнаружил, что под ней лежит листок бумаги. На нем было несколько корявых слов и большой восклицательный знак.

Еще раз закуришь – лишишься руки!

В одно мгновение горе, сдерживаемое в течение целого дня, обрушилось на него, словно наводнение, прорвавшее плотину.

Фан Му рухнул на пол и во весь голос зарыдал.

Глава 25

Отнятие

Ночь прошла без сна.

Когда он, пошатываясь, спустился с чердака, то не знал, который час. Время, казалось, было чем-то малозначительным.

В кофейне «Затерянный в раю» стояла непроглядная темнота: роллетная дверь и плотные фланелевые шторы не пропускали ни солнечного света, ни шума снаружи. По сравнению с оживленной улицей за стеной это место больше напоминало изолированное затворническое пространство.

Тишина. Темнота. Периодически повторяющиеся отчаяние и ожидание.

Шаркая тапочками, он медленно ходил взад-вперед. Зрение постепенно приспособилось к мраку, и все вдруг начало всплывать из тени, словно некие причудливые объекты, которые из последних сил вырывались из чернил, но тут же лопались и непрерывно истекали жидкостью.

Он не хотел ни говорить, ни думать. На душе было так же пусто, как в этой кофейне, – только темнота и несколько абсолютно безжизненных предметов.

Бариста уволилась, оставив простое заявление об уходе, и даже не забрала зарплату за месяц. Возможно, она действительно обнаружила голову врача. Но теперь это уже неважно – от головы он избавился.

Единственное, о чем он жалел, – что у него больше не было игрушки, на которую он мог бы выплеснуть свой гнев.

Но нужно ли ему это?

Все было ложью. Так называемая любовь была лишь его иллюзией, а он – просто пешкой, которую использовали, даже когда «Огни города» стал духом – защитником горожан!

Он не питал к ней ненависти; у него даже не было желания искать ее, не говоря уже о том, чтобы задавать такой нелепый вопрос: «Ты когда-нибудь любила меня?» Он потерял ее, но приобрел имя, привлекающее всеобщее внимание, – «Огни города». Такое звучное имя – пылающее, яростное, с мощной аурой и неоспоримым чувством справедливости…

Раз она не была в коме, то наверняка слышала про «Огни города».

Если однажды они снова встретятся, он спокойно посмотрит ей в глаза и поблагодарит за ту важную роль, которую она сыграла в его жизни. Он был обязан ей всем, но не жалел об этом. Она пробудила в нем сильную сторону и показала, что он может не просто обосноваться в этом городе, но и изменить его.

Может, она будет разочарована. Потому что знает наверняка, что он уже вышел далеко за рамки того человека, которого она пыталась из него сделать…

В дверь постучали. Он испугался и тут же вынырнул из фантазий, которым предавался.

Кто это? Тот полицейский?

Впервые он испытал раскаяние за убийство. Она не была в вегетативном состоянии, и возможно, то падение было умышленным. И заманить его на убийство невинной девушки тоже было частью ее плана.

Не теряя времени на раздумья, он взял со стола медный подсвечник, спрятал его за спину и, подойдя к двери, открыл рольставни.

За толстой стеклянной дверью