вооружение и доспехи которой значительно превосходят твои собственные. Если бы группа таких людей захотела вступить в твой лагерь, неужели ты бы не потребовал от них жеста доброй воли?

– Я всю жизнь был солдатом, мастер Рути. И могу с уверенностью вам сказать: пусть мы и лучше вооружены, однако эти люди нас совершенно не боятся.

– Дара – страна цивилизованная, – сурово заявил Рути. – Некогда наши предки прибыли сюда и умиротворили дикарей, и я ожидаю, что боги распространили славу о нас далеко за пределы этих берегов. Эти чужеземцы, влекомые блистающим маяком нашего образа жизни, рискнули вступить на непредсказуемый путь китов, чтобы добраться до нас. А потому следует выказать им величие собственного превосходства. Честному человеку нет причин опасаться предательства, и, даже если вдруг пришельцы и замышляют нечто недоброе, наши открытость и искренность наверняка устыдят их, заставив осознать ошибочность своих поступков. Разоружайтесь, пока мы не запятнали честь наших повелителей: императора Дара и его преданного первенца.

С явной неохотой капитан Джима и прочие солдаты разоблачились, сложив оружие и доспехи в кучу рядом с пустыми блюдами, на которых прежде лежали подарки.

Пэкьутенрьо ухмыльнулся еще шире и энергично махнул руками. Его свита выстроилась по обе стороны от акульих ворот, открыв проход в лагерь.

* * *

Зрители на холме разразились радостными криками:

– Они входят!

– Дюмо, у тебя острые глаза. Видишь, что там происходит?

– Слишком далеко. Но мне кажется, чужаки просто кланяются. Быть может, мастер Рути действительно поразил их своей ученостью? Вот, снова кланяются!

– Странно, что чужаки стали делать это уже после того, как мастер Рути и его люди вошли в лагерь. Почему они не кланялись, когда он мог их видеть?

– Ну, тут тебя подводит недостаток образования. Помнится, я читал однажды про обычаи туземцев, которые жили на острове Полумесяца во времена прибытия ано. Кланяться вслед кому-то почиталось знаком еще большего уважения, чем делать это лицом к лицу…

– Я и не подозревал, Йехун, что ты у нас такой знаток героических легенд! Это ведь из саги про Того-Чье-Имя-Не-Выговоришь? Я тоже ее читал!

– Э-э-э… Да, именно оттуда! Вообще-то, это малоизвестное произведение – удивлен, что ты его знаешь. Так вот, я говорил, что задолго до того, как на островах поселились ано, у аборигенов существовал древний обычай. Он может показаться странным, однако на самом деле весьма мудр, если припомнить, что… Эй, погодите, что это вы трое хохочете, как гиены, у меня за спиной?

– Ох, бедолага Йехун, самодовольный ты осел: не существует никакой саги про Того-Чье-Имя-Не-Выговоришь! То, что ты единственный среди нас токо давиджи, еще не означает, что у тебя всегда и на все непременно должен иметься ответ.

– Высокий ум не должен смущаться мелочами…

– Хочешь, чтобы мы продолжали воздавать тебе единственную дань «уважения», которой ты заслуживаешь, – покатывались со смеху?

* * *

Дзато Рути преклонил колени в формальной позе мипа рари посреди большого шатра, высотой в три человеческих роста и шириной шагов в двадцать. Пол был устлан мягкой шкурой неведомого животного. Рути не без интереса разглядывал стены шатра: они были обтянуты полупрозрачной кожей, напомнившей ему тонкие мохнатые мембраны крыльев летучих мышей. При всей своей начитанности и немалом багаже знаний ученый не мог определить, какому зверю принадлежит эта шкура.

Варвар прошествовал в переднюю часть шатра и уселся, скрестив ноги, в позе геюпа. Остальные дикари, знать и вожди, если судить по массивным палицам и украшениям из кости и раковин, расположились по периметру помещения в произвольном порядке: некоторые в геюпа, а кое-кто, включая женщин, даже в такридо, раскинув и вытянув ноги.

Капитан Джима, опустившийся на колени рядом с Рути, недовольно насупился. Рути выступал представителем самого императора, и со стороны Пэкьутенрьо и его вождей такое обращение с посланником было вопиющим неуважением. Но прежде чем он успел что-либо сказать, Дзато Рути предостерегающе вскинул руку.

– Чужаки могут не разделять наших представлений о значении сидячих поз, – прошептал он. – Отличительными чертами цивилизованных людей являются терпимость и умение не обижаться на невежество. Нам следует уважать этого Пэкьутенрьо как короля своего народа.

Капитан стиснул зубы и промолчал. То, как варварская знать и вожди пересмеивались и перешептывались между собой, не давало ему покоя. Это не походило ни на прием королем послов другой страны, ни даже на встречу дружественно настроенных незнакомцев. Вроде бы особых поводов тревожиться не было, вот только… почему этот Пэкьутенрьо выглядит таким довольным?

Несколько молодых дикарей принесли оружие и доспехи, оставленные охранниками Рути у входа в лагерь, и свалили все в кучу перед своим королем. Пэкьутенрьо сказал что-то юношам, те кивнули и ушли.

– Вот видишь, – шепнул Рути Джима, – беспокоиться не о чем. Они даже наше оружие сюда принесли. Я уверен, что, как только между нами установятся доверительные отношения, они вернут его.

Пэкьутенрьо обвел взглядом Дзато Рути и его спутников, неловко сидевших посреди шатра, и снова ухмыльнулся. Глава делегации Дара кивнул и изобразил в ответ такую же дурацкую ухмылку. Знатные воины льуку пустили по кругу большой, грубо сделанный керамический кувшин, по очереди отхлебывая из него, и вскоре помещение заполнилось гулом переговаривающихся голосов.

Пэкьутенрьо тоже сделал глоток, после чего знаком велел одному из своих людей передать сосуд Рути. Тот почтительно принял кувшин и исследовал его содержимое: жидкость пахла алкоголем и молоком одновременно, по краям кувшина собиралась пузырчатая пена.

– Кьоффир! – заявил Пэкьутенрьо, указав на сосуд. Потом сделал жест, предлагая гостю попробовать.

Рути поднес к губам сосуд. Пахло оттуда не коровьим молоком, не козьим и даже не кобыльим, аромат скорее напоминал… растительный. Он с опаской сделал глоток. Вкус оказался терпкий, слегка напоминал лекарство, а проглоченная жидкость обожгла горло. Напиток был густой и очень крепкий: он походил на простоквашу, смешанную с алкоголем. Не будучи привычен к спиртному, ученый закашлялся, из глаз у него брызнули слезы.

Знать льуку дружно разразилась хохотом, и даже Пэкьутенрьо хмыкнул. Рути вытер глаза, отставил кувшин в сторону и снова придурковато ухмыльнулся.

К счастью, тут вернулись отосланные прежде варварские стражники, которые притащили с собой еще оружие и доспехи. Они сложили их в кучу отдельно от того, что взяли у Рути и его людей. Пэкьутенрьо встал, подошел ближе, взял из каждой из обеих груд по шлему и начал их сравнивать.

– Оружие в другой куче по виду тоже из Дара, – сказал капитан Джима. Он не утруждался говорить шепотом, потому как варвары, очевидно, понимали разговор между ним и Рути ничуть не лучше, чем они сами язык льуку. – Где, интересно, они