Шрифт:
Закладка:
Псёльский лагерь наполнился шумом гомоном и жизнью. Бойцы скинули доспехи, сложили оружие, отмылись и расслаблялись в пределах допустимого, кто как мог, а мы с полковниками ломали головы, как и чем их наградить. Не нашли ничего лучшего, как раздать по одному золотому антику каждому вою, ведь по сути монета уже являлась готовой медалью, только дырку пробить, да на шнурке на шею повесить. А коль вой погиб смертью храбрых, так антик вдове передать, или сиротам. Потом подумали и решили также раздать всё трофейное серебро, по семь щеляг на бойца, чуть больше ста грамм. Не бог весть что, а для их семей немалое подспорье. Конечно, невеликая награда за смертельный риск и небывалый воинский подвиг на Псёльском поле, однако и бились бывшие огнищане вовсе не за серебро, а за жизнь и будущее своих детей.
Потом пару дней побатальонно мы поздравляли воев и вручали золото и серебро, предупреждая, что антик не деньги, а памятная награда за великую победу и знак почёта для воя и его потомков. Вои возгордились и задрали носы. Раздав под ворчание Асилы и улыбку Даяна все антики из казны и серебро из трофеев, мы с мужиками решили, наконец, позволить себе коллективный выходной день с вином, шашлыками, купанием и загоранием. Но в последний момент весь кайф обломал один единственный человек.
В крепость на взмыленном коне ворвался запылённый сармат и на ломаном славянском языке огорчил нас до невозможности, обрушив все надежды.
– Авары понизу перешли Днепр-Славутич!!
Оказалось, что после битвы, авары двинулись вниз по Дону в надежде подчинить и присоединить булгар-утигуров Сандилха. Но в низовьях Дона их до смерти напугали передовые отряды тюркютов. Успев разгромить всего одну окраинную сарматскую станицу и одно кочевье утигуров, авары резко повернули на запад и быстрым маршем двинулись на соединение с кутригурами, обитающими за Нижним Днепром. Когда они соединятся, аварская орда увеличится до шестидесяти тысяч и окажется в южном подбрюшье Антании. И тогда на их пути окажутся только резервные полки днестровцев и бужан да два полка союзных словен. Двадцать тысяч пеших против шестидесяти тысяч конных! Авары их схарчат и не заметят. И со слов посланника-сармата орда уже начала переправу на правый берег.
Зашибись! Я думал, что пора пожинать сладкие плоды победы, а оказалось, что плоды то незрелые. От такой несправедливости судьбы аж слёзы выступили. Эта несносная баба, шутя, нарушила все планы, выплеснув на наши головы ведро плохо пахнущих проблем. Хоть плачь, хоть вой, хоть зубами скрипи, а всё равно придётся поднатужиться, чтобы доиграть свою роль до конца.
Сообщение гонца, что сарматская и савирская конница собирается на Дону, чтобы двинуть следом за аварами, мы приняли к сведению, но без особых надежд. Сколько они будут собираться, не известно, а сейчас был дорог каждый час. Самое паршивое, что и мы тоже опаздывали, да к тому же толком не успевали подготовится к большому сражению. И если на Псёльском поле битва шла по моему замыслу, то теперь нам предстоял сумасшедший марш, а потом бой с ходу, и то, если мы успеем к шапочному разбору. В любом случае мысль о предстоящей битве не внушала радости и оставляла мало надежд.
Отпустив сармата, мы с мужиками засели за карту. Выходило, что, если мы не выступим немедленно, то имеем все шансы безнадёжно опоздать. А что такое опоздать в битве даже на час? Это полный разгром словен, тиверцев и уличей, и толку тогда от нас как от козла молока. Значит, надо поднимать полки немедленно. Кого поднимать? Тяжёлая пехота для марша и маневренного боя не годилась. Решили взять сводный полк топорников из воев покрепче и повыносливей, в полном составе всех лучников, полк щитников и метателей сулиц, а также полк катафрактов. Всего шестнадцать тысяч. Для скорости движения всё оружие, щиты, зброю и снаряжение нагрузили на полковые повозки, запряжённые не волами, а самыми выносливыми и сильными конями. На хозяйстве я оставил Зверо, Серша и Лео, остальные отправлялись со мной.
Весь день, вечер и даже ночь экспедиционный корпус готовился к броску на запад. Выступили мы затемно до рассвета, переправились относительно быстро, и в девять утра уже пылили по дорогам правобережья.
По моим прикидкам авары должны форсировать Днепр ниже Ингула и задержаться на переправе на три-четыре дня, поджидая кутригуров. Затем холмистая степь выведет их к Южному Бугу, за которыми начинаются земли тиверцев и открывается путь в Антанию с юга. Вот туда к берегам Южного Буга я и направил полки. Сначала шли по левому берегу Ингула, потом двинулись по водоразделу, чтобы не путались под ногами овраги, речки и ручьи. На этот раз предстояло решить почти нерешаемую задачу. С одной стороны, нужно успеть вовремя, с другой – не измотать маршем бойцов до крайности, чтобы их не перебили, как загнанных лошадей.
С грехом пополам, с молитвами и с матерной руганью, насквозь промокнув от пота и пропылившись, почти загнав лошадей, на пятый день мы вышли к Южному Бугу.
Войный вож полковник Лабута невольно улыбнулся, вспомнив последний строевой смотр. Он гордился своими полками. Никогда ещё Буг и Днестр не поднимал этакой силищи. Но улыбка сползла с его сурового, словно вырубленного из камня лица, и по спине пробежал холодок, когда он увидел, чтобранное поле от края до края заполнила бесчисленная аварская конница. Однако Лабута взял себя в руки, або с дружинных лет накрепко вбил в голову, что честный муж не может быть трусом. А, когда поганые двинулись вперёд, Лабуту и вовсе перестало трясти. Невместно тиверскому полковнику выказывать страх воям, которые плотными квадратами сотен стояли за его спиной. Добро, что уличи подошли вовремя, да словены ввечор подоспели. Теперь поглядим, кто кого. Зря что ли антские вожи поболе года гоняли ополчение, превращая этих увальней в умелых и грозных воев. Зброю и оружие из Бусова града всю зиму возили, топоры, клевцы, пики и эти… как их… але-ба-ры. И хоть выговорить нормальному человеку невозможно, а добрым оружием оказались, боевым и вельми злым супротив конницы. Хошь коли ими, хошь руби, хошь с коня крюком тащи. Да-а, вот сейчас и потащим, или нас… Тьфу, даже думать пакостно.
Но, светлые боги, как же много пришло поганых! Похоже, не уйти с этого поля живым. Да, и
