вечера, был бесцеремонно выдворен первым секретарем. Позже, когда Кастельно по распоряжению Генриха разместился во дворце Брайдуэлл, где всегда проживали его предшественники, Кромвель попросил посла освободить помещение; впрочем, через некоторое время эта просьба была отозвана39.

Между тем баланс сил начал смещаться. После двух дней ожесточенных споров в Тайном совете Кромвель счел возможным заверить Шапюи в том, что планы Анны по созданию династической англо-французской лиги приостановлены, что он постарается убедить Генриха больше никогда не отправлять Джорджа Болейна с дипломатическими миссиями во Францию и что в дальнейшем он собирается работать над восстановлением отношений с Карлом. Он добавил к этому, что «случись Анне узнать о наших с Вами дружеских отношениях, она приложит все усилия, чтобы доставить нам обоим неприятности». В подтверждение этому он сослался на ссору, произошедшую между ним и Анной тремя днями ранее, во время которой она якобы сказала, «что хотела бы увидеть, как его голова скатится с плеч». Трудно судить, имела ли место эта угроза в действительности. Проницательный Шапюи решил, что Кромвель придумал это, желая повысить свою значимость40.

С уверенностью можно сказать одно: в ситуации, когда поведение других монархов все чаще шло вразрез с понятиями чести и благородства в понимании Генриха, а его советники и представители дворянства начали сомневаться в разумности его внешней политики, Анна могла потерять все. Оставалась лишь надежда на то, что ей удастся разыграть свой последний козырь – родить сына-наследника, тогда она станет неуязвимой, а ее критикам придется замолчать. Для этого нужно было поддерживать в Генрихе сексуальное влечение, не давая ему пресытиться.

25. Благочестие и развлечения

В вопросах веры Анне приходилось проявлять предельную осторожность. Она была убежденной реформисткой, в то время как ее супруга реформаторские идеи интересовали главным образом в аспекте папской власти и власти тех, кто был против его разрыва с Римом. К большому огорчению лютеранских князей в Германии, которые хотели союза с Англией, он продолжал считать основную доктрину лютеранского учения об оправдании верой абсолютной ересью. В потоке той ненависти, которую обрушили на Анну католики, называвшие ее вавилонской блудницей, из-за которой Екатерина лишилась короны, Анне приходилось искусно балансировать, чтобы сохранить свое положение. Ее главные недоброжелатели, в частности Шапюи, обвиняли ее в приверженности лютеранству, невзирая на то, что она, как и Генрих, отвергала главную доктрину этого вероучения. Ее религиозные взгляды по сей день вызывают немало споров, однако, по ее собственному мнению, она была такой же последовательницей Лефевра, как королева Клод и Маргарита Ангулемская, и отнюдь не стремилась развенчивать католичество и подрывать роль церкви – она хотела реформировать ее изнутри. Нет никаких сомнений в том, что она была набожна: среди особенно дорогих ее сердцу предметов – два подсвечника из слоновой кости, отделанные серебром и позолотой, для алтаря в ее личной молельне1.

Судя по свидетельству ее духовника Уильяма Латимера, ее покои всегда представляли собой оплот евангелического благочестия, где придворные дамы и фрейлины были заняты чтением английской Библии и шитьем одежды для бедных. Вскоре после коронации она обратилась к своим капелланам и придворным с назидательной речью: «Все вы знаете, что монаршие особы есть суть неиссякаемого источника и живого родника, из которого черпают силу люди более низкого положения».

Это те немногие, которым по статусу суждено играть главные роли, подобно актерам в театре или на арене, вызывая восхищение тех, кто ниже их, и преклонение толпы. И мы не должны забывать о той ответственности, что возложена на тех, кто занимает высокое положение; нам должно искать не расточительной жизни, не изнеженных удовольствий, не свободы нравов и пустого безделья, но добродетельного поведения, благочестивой беседы, приобщения к высокому и целостности жизни2.

Она утверждала, что хотя статус королевы и предполагает роскошь и великолепие, это не означает потворство расточительству, излишествам и хвастовству. Она желала, чтобы все излишки получаемых ею доходов были обращены в пожертвования…

…раздавать которые я поручаю вам, моим альмонариям, а в ваше отсутствие – моим капелланам; мне будет приятно, если вы все с особым вниманием отнесетесь к отбору тех бедных людей, которые нуждаются более других; это должны быть не нищие бродяги и лентяи, а бедняки, в нужду попавшие семьи, обремененные детьми и не имеющие средств на пропитание и поддержание жизни; и таких я повелеваю щедро оделять милостыней3.

Эти слова можно считать правдивым отражением религиозных принципов Анны: Латимер, рассказывая обо всем, что он видел и слышал сам, точно доносит смысл сказанного Анной, хотя созданный им образ и может показаться идеализированным4.

В 1533 году послушник из монастыря францисканцев-обсервантов в Гринвиче Ричард Лист написал Анне письмо с жалобой на притеснения со стороны настоятеля Джона Фореста, заодно поблагодарив ее за «добрую и бескорыстную» помощь его матери5. Латимер рассказывает также о том, как Анна в Великий четверг помимо обряда омовения и целования ног «простых бедных женщин» щедро раздавала милостыню, размер которой был значительно увеличен именно по ее инициативе. Узнав о том, что одна из женщин честно призналась, что получила больше обычного, Анна приказала наградить ее, увеличив милостыню вдвое. Она раздавала «рубашки, сорочки и простыни», пошитые ее придворными дамами «для нужд бедняков». В 1535 году Генрих и Анна, направляясь в Бристоль во время ежегодной летней поездки по стране, встретили «честного и искреннего проповедника Слова Божьего» с женой, который переживал трудные времена. Анна велела ему смириться с Божественным провидением, однако, дабы смягчить суровость своего высказывания, подарила ему кошелек с 20 фунтами золотом6.

Воспоминания Латимера подтверждаются отрывками из «Деяний и памятников» Джона Фокса изданий 1563 и 1570 годов. Следом за кратким сообщением об отставке Томаса Мора с поста лорд-канцлера в мае 1532 года Фокс включил в книгу большой раздел, посвященный благотворительной деятельности Анны, основанный на фактах, полученных через третьи руки от ее мастерицы по шелку и ревностной евангелистки Джейн Уилкинсон, а также непосредственно от Мэри Говард и вдовы Саймона Фиша. Фокс утверждает, что каждую неделю в течение года, предшествующего коронации, Анна раздавала беднякам одежду и подавала милостыню в размере 100 фунтов. Став королевой, она делала щедрые пожертвования вдовам и бедным домовладельцам, давая по три или четыре фунта на покупку скота. Она посылала помощников своих альмонариев по городам в окрестностях принадлежавших ей поместий, чтобы они составляли списки беднейших жителей, а затем распределяли между ними денежную помощь. Каждый день она брала с собой маленькую сумочку, из которой раздавала милостыню всем нуждающимся7.

Нравственные идеалы Анны сформировались под влиянием