Шрифт:
Закладка:
В кругу Анны и среди ее современников было принято называть стихотворные произведения такого рода «песнями» или «балладами». После смерти Джорджа Болейна многие вспоминали о нем как о талантливом «сочинителе» «разнообразных песен и сонетов», хотя, конечно, его нельзя было поставить в один ряд с Томасом Уайеттом29. Стихи за возможным авторством Джорджа широко обсуждались литературными экспертами, однако пока не удалось точно установить, кто повлиял на его поэтическую манеру30. Принято считать, что некоторые из его стихов вошли в таинственный сборник «Суд Венеры» (Courte of Venus), изданный в 1538 году, правда, ни один из его экземпляров не сохранился полностью31. Крестник королевы Елизаветы Джон Харрингтон, отец которого в свое время был придворным музыкантом у Генриха и лично знал Томаса Уайетта, утверждал, что автором известного стихотворения из этого сборника был Джордж, хотя в том варианте, в котором оно присутствует в Девонширской рукописи, его обычно приписывают Уайетту. Озаглавленное Харрингтоном как «Влюбленный в отчаянье от суровости своей дамы», оно начинается так:
О лютня, прозвени струной,
В последний раз пред нею спой
Свой безнадежный мадригал!
Нам не в новинку труд пустой;
Допой и смолкни – кончен бал![111]32
Еще одним соавтором Девонширской рукописи был двадцатитрехлетний лорд Томас Говард, старший брат которого, Уильям, возглавлял команду зачинщиков на турнирах в честь коронации Анны. Двадцать восемь стихотворений в сборнике написаны его рукой: это главным образом либо оригинальные, либо переделанные стихи Уайетта, но восемь из них принадлежат перу самого Томаса Говарда33. Еще два принадлежат родственнику Мэри Шелтон, двадцатисемилетнему Эдмунду Нивету, хотя почерк не его34.
Принимала ли Анна участие в составлении сборника? Некоторые ученые считают, что к ней отсылает следующая зашифрованная в рукописи анаграмма:
am el men
anem e
as I haue dese
I ama yowrs an
Утверждается, что правильный ответ – АННА35.
Однако это всего лишь попытка выдать желаемое за действительное. Однозначной расшифровки анаграммы не существует, к тому же почерк принадлежит не Анне. Строчки на странице разбросаны в произвольном порядке. an в конце последней строки не является подписью. Заключительная e во второй строке выбивается из общего ряда и больше похожа на надстрочный знак. Возможно, просто кто-то пробовал перо36.
Литературное искусство, главным образом поэзия, в соединении с музыкой и танцами находило воплощение в придворных маскарадах. Танцы играли немаловажную роль в общественной и политической жизни при дворе Генриха, и Анна участвовала в маскарадах и костюмированных балах, начиная со знаменитого маскарада Зеленого замка. Ланселот де Карль, описывая годы, проведенные ею при дворе королевы Клод, отмечал: «Она умела хорошо петь и танцевать… а также играть на лютне и других музыкальных инструментах». Однако неизвестно, звучали ли песни Жана Мутона и Клодена де Сермизи в ее покоях, когда она стала королевой. Тот факт, что в привезенном ей из Франции сборнике нот для исполнителей есть указания на английском языке, говорит в пользу этой версии37. Впрочем, когда речь идет о женщине во власти, ее талант к музыке и танцам может показаться сомнительным достоинством и дать пищу для обвинений в том, что она «танцующая блудница»38.
В конце вышеупомянутого сборника есть одна песня, которая дополняет общую картину. Она называется «Радость доставлю вам» (фр. Jouyssance vous donneray) и была написана де Сермизи на текст лирического стихотворения Маро. В текстах Маро любовь представлена во всех ее проявлениях: она может быть галантной, комической, серьезной, и у нас не возникает сомнения, о чем говорит лирическая героиня этого стихотворения, обещая доставить радость:
Радость доставлю вам, любовь моя,
И за собой поведу в такие края,
Где надежды ваши сбудутся тотчас,
Доколе жива, я не покину вас.
А когда однажды придет и мой черед,
То память о вас в душе моей не умрет.
Представить себе исполнение этой песни, которая приобрела популярность где-то в 1520 году, можно по замечательной картине безымянного художника, известного как Мастер женских полуфигур[112]. На этом полотне три девушки в домашней обстановке музицируют для собственного удовольствия и, судя по раскрытым нотам, лежащим перед ними на столе, исполняют именно эту песню. Одна из них играет на флейте, другая – на лютне, а третья поет39.
В покоях Анны всегда было оживленно. В этой связи возникает прелюбопытнейший вопрос: если любой мужчина из придворных имел беспрепятственный доступ в покои королевы, то кто из них, помимо лорда Томаса Говарда, мог незаметно воспользоваться этой возможностью на фоне царящего веселья? Поначалу придворные Генриха наносили Анне визиты из вежливости. Засвидетельствовав свое почтение избраннице короля, они рассчитывали тем самым угодить Генриху (как им казалось) и реализовать собственные карьерные амбиции. Однако вскоре они поняли, что игры, шутливые диалоги и непринужденное общение с дамами – приятный способ времяпрепровождения. Из тех мужчин-придворных, которые беспрестанно маячили в покоях Анны, если не считать ее дяди, сэра Джеймса Болейна, и других официальных помощников, самым частым посетителем был ее брат Джордж. Брат и сестра всегда были близки, да и возвышение Анны считается в значительной степени заслугой семьи.
Устройство двора и сложившаяся при нем система коммуникации требовали, чтобы Генри Норрис, как главный камергер королевских покоев, регулярно появлялся в покоях Анны с донесениями и сообщениями. Начиная с 1517 года он пользовался особым расположением Генриха, впоследствии разделял евангелические пристрастия Анны и был рад тому, что наставником его сына, обучавшегося при дворе королевы, был Николя Бурбон. Овдовев, когда ему было немногим за тридцать, он приобрел репутацию завидного жениха среди фрейлин Анны. Как-то Эдвард Бейнтон в дружеском письме к Джорджу Болейну упомянул имя Норриса среди «верных слуг» (фр. serviteurs) короля и, очевидно намекая на эмблему кречета в гербе Норриса, сообщил: «Здесь есть одна ловчая птица, именуемая кречетом, однако я не думаю, что он готов охотиться на наших жаворонков». Если Бейнтон действительно имел в виду Норриса, а скорее всего,
