отмечены в резолюциях, принятых на его завершении). Он и ряд его заместителей в своих выступлениях и докладах по итогам съезда подробно остановились на новой концепции безопасности и опоре прежде всего на политические средства обеспечения безопасности; на свободе выбора (самоопределения) народов; на приоритете общечеловеческих интересов над классовыми; на необходимости строить внешние отношения на взаимной выгоде и согласовывать национальные интересы государств через "баланс интересов". Одна тема, в частности, должна была стать предметом споров в руководстве страны: решительный отказ от давно укоренившегося советского мнения о том, что "мирное сосуществование" является формой классовой борьбы. Шеварднадзе отметил, что эта точка зрения помогла подорвать разрядку 1970-х годов и что "вообще приравнивание межгосударственных отношений к классовой борьбе трудно совместить с признанием реальной возможности и неизбежности мирного сосуществования как высшего универсального принципа".48 Не заметив этого, он, несомненно, имел в виду недавний отказ американцев включить этот пункт в коммюнике саммита из-за запятнанного прошлого советского использования мирного сосуществования как "формы классовой борьбы".

Выступление Шеварднадзе на конференции министерства и его помощников ясно показало более активную роль Министерства иностранных дел в вопросах советской безопасности и обороны. Несомненно, имея в виду проблемы, возникшие в связи с переговорами и даже соблюдением соглашений по контролю над вооружениями, он утверждал: "Крупные нововведения в области оборонного программирования должны проходить через Министерство иностранных дел для проверки их юридического соответствия существующим международным соглашениям и заявленным политическим позициям".

Шеварднадзе также затронул вопрос, который, как он правильно заметил, "очень редко попадает в поле зрения исследователей", а именно "имидж государства как важный аспект его существования в международном сообществе, в современном цивилизованном мире". Далее он еще более прямо сказал о "репутации страны как немаловажном элементе внешней политики, как составляющей государственных интересов и национальной безопасности".

Конференция министерства стала выдающимся событием в том, что политическое руководство и МИД ввели гласность в область истории и текущей политики и дали понять, что такие вопросы больше не являются предметом обсуждения сохранения коммунистической Партит. Как и следовало ожидать, последовала реакция.

5 августа, когда Горбачев отсутствовал в Москве во время своего ежегодного отпуска в Крыму, Егор Лигачев воспользовался случаем для выступления перед региональной партийной группой в Горьком (Нижний Новгород), чтобы бросить вызов Шеварднадзе (и неявно Горбачеву) по поводу нового курса во внешней политике. Он решил впервые бросить вызов в области внешней политики, подтвердив традиционную точку зрения, что советская внешняя политика основана на "классовой природе международных отношений", предупредив, что "любая другая постановка вопроса только вносит путаницу в мышление советских людей и наших друзей за рубежом". Он также конкретно одобрил поддержку "национально-освободительной борьбы", но ничего не сказал об отношениях с США или Западом.

Лигачев был быстро опровергнут Александром Яковлевым, который подтвердил, что "тезис о приоритете общечеловеческих ценностей правомерен именно потому, что отражает объективную тенденцию" мирового развития, прежде всего, необходимость сосуществования в ядерный век. А в годовщину большевистской революции, когда член Политбюро Николай Слюньков выступил с ежегодным обращением руководства, он придал авторитетное (хотя и ревизионистское) идеологическое звучание новому мышлению, назвав "приоритет общечеловеческих ценностей" "ленинской мыслью".

Оппозиция Лигачева была резко сокращена после пленума ЦК 30 сентября, когда он был, так сказать, "выведен на пастбище", отброшен в сторону в качестве секретаря партии, ответственного за сельское хозяйство. Одновременно были освобождены от должностей члены Политбюро Андрей Громыко и Михаил Соломенцев, а на посту председателя КГБ Виктора Чебрикова сменил профессиональный разведчик Владимир Кючков. Таким образом, та самая группа членов и кандидатов в члены Политбюро, которой Горбачев был обязан своим приходом к власти в 1985 году (Громыко, Чебриков, Соломенцев, Лигачев), в 1988 году была отправлена в отставку или снята с ключевых постов, став новым консервативным крылом.

В то же время центральный партийный аппарат был перетряхнут резким сокращением числа отделов Секретариата ЦК и созданием шести "комиссий" для контроля за функциональными областями. Яковлев был назначен главой комитета по международным делам, а Лигачев и Чебриков были переведены на номинальные должности, курирующие сельское хозяйство и правовые вопросы. Либеральный секретарь партии Вадим Медведев был возведен в действительные члены Политбюро и вместо Лигачева стал отвечать за идеологию, а близкий соратник Горбачева Георгий Разумовский занялся кадровыми назначениями. Штат партийного аппарата был резко сокращен.

Некоторые из "новых людей", выдвинутых в руководство в 1988 году и считавшихся более податливыми, впоследствии стали лидерами неудавшегося переворота 1991 года: Борис Пуго, назначенный председателем Контрольной комиссии партии вместо Соломенцева; Владимир Кючков, сменивший Чебрикова на посту главы КГБ; и Анатолий Лукьянов, выдвинутый кандидатом в члены Политбюро.

Эта крупная перестановка в руководстве партии и реорганизация центрального партийного аппарата были проведены на пленарном заседании 30 сентября менее чем за час, без обсуждения. Горбачев публично заявил о необходимости начать перестройку в своей речи 25 сентября, и он разработал изменения на двух заседаниях Политбюро 26 и 27 сентября (кстати, в отсутствие Лигачева).

Формальности смены правительственных постов были улажены на оперативно созванном 1 октября заседании Верховного Совета, в частности, Горбачев был избран президентом (председателем президиума Верховного Совета), сменив Громыко. Позже избирательная и конституционная реформы, включая новые процедуры выборов, создание Съезда народных депутатов и расширение полномочий президента (в качестве председателя Верховного Совета, а не только его президиума), были официально предложены и проведены через Верховный Совет 1 декабря.

Хотя лидеры консервативных партий проявляли некоторое беспокойство по поводу демократических реформ, и они, и Горбачев придерживались компромисса, согласованного на Девятнадцатой партийной конференции. По различным конкретным вопросам в результате дебатов и обсуждений в октябре и ноябре были сделаны некоторые изменения и компромиссы. Наиболее спорным, очевидно, не вполне ожидаемым, стал вопрос об относительной власти союза и республик, ставший ключевым на ближайшие три года. Основные возражения исходили от руководителей партий и правительств балтийских республик, что отражало растущее давление населения в пользу большей независимости. Хотя эти разногласия не были полностью разрешены, они были частично скомпрометированы, а частично отложены до последующей конституционной реформы. Лидеры и представители большинства республик (кроме Грузии и Армении) решительно выступили против усилий прибалтийских представителей. Будучи членами консервативной партийной машины, они понимали потенциальную возможность возникновения разрушительных националистических движений в их собственных республиках, если будут открыты шлюзы. Но до поры до времени этот вопрос замалчивался и откладывался.

После того, как политическая реформа была частично реализована и продвигалась вперед, Горбачев смог приступить к запланированной им крупной международной инициативе.

Горбачев, очевидно, решил, что после успешной чистки Центрального комитета 30 сентября он выступит на Генеральной Ассамблее ООН как на лучшем форуме для своей двуствольной глобальной инициативы.56 Кстати, теперь