и на сам институт по производству, хранению и распространению их («литературу» в целом) придал книге статус средства трансляции основополагающих культурных значений. Только там, где предварительно обнаруживаются подобные процессы, и возникает массовое тиражирование образца. Последнее предполагает уже культурно структурированный образ мира и в этом смысле выдвигает специфические требования к подчеркнутой, добавочной отмеченности тиражируемых образцов – знакам центральности коммуницируемых значений (принадлежность к серии, «библиотеке», собранию сочинений и т. п.). Таким образом, важна не только принципиальная коммуницируемость, тиражируемость образца, составляющая техническое выражение его общедоступности (пластинка, имитирующая присутствие на концерте, альбом – посещение картинной галереи), но и специальная маркировка, отмечающая место образца в контексте доступной культуры (высокостатусных групп, обладателей права на «культуру»), в иерархии культурных значений, в оценочном моделировании культурного универсума.

Сегодня меняет свою функциональную значимость и такая давняя форма организации воспроизводства социокультурной структуры, как библиотека. В наибольшей мере нас здесь будет интересовать библиотека массовая в сравнении с другими типами. Призванная обслуживать определенные слои населения, массовая библиотека выступает как механизм социализации неписьменных, негородских групп населения, приобщение которых к культуре (ценностным и смысловым ресурсам привилегированных слоев) более или менее строго регулируется налаженными социальными каналами инфильтрации в город – структурами образования, службы и т. д. Ситуация, однако, коренным образом меняется, когда приток массовых потенциальных читателей уже не может быть урегулирован только социальными средствами – в условиях массовой миграции в город. Особенно это характерно для последующих поколений мигрантов, социализирующихся уже в городской среде и ищущих средств символического самоопределения, а не только способов инструментальной адаптации к новым условиям.

Современное существование массовой библиотеки характеризуется заметным напряжением в системе комплектования (значительная доля невыполняемых заказов на выходящую литературу); в обслуживании читателей (высокий процент невостребуемых книг, с одной стороны, и широкий спрос на сравнительно небольшой круг авторов и произведений, с другой; очередь на многие книги и журналы; произвольное изъятие наиболее спрашиваемых изданий из активного пользования); в системе взаимодействия абонентов с библиотекой (снижение ее авторитетности из‐за систематических отказов читателям, рост числа и объема домашних книжных собраний). Появились новые формы образования и пополнения домашних библиотек (коллективная подписка на периодику, продажа книг через организации «с нагрузкой» или «в нагрузку», розыгрыш в лотерею и др.). Уже сейчас можно говорить о столкновении системы издания и распространения книг, библиотечного комплектования и обслуживания (а точнее – ценностных оснований деятельности соответствующих институтов) с иным функциональным значением книги и литературы, с новыми требованиями, предъявляемыми сегодня к библиотеке.

В данной статье анализ сложившихся видов библиотек определен следующим способом рассмотрения. Аналитической осью упорядочения рассматриваемого материала выдвигается принцип доступности библиотеки для того или иного читателя. Под доступностью подразумеваются интенциональные характеристики комплектуемых фондов – ценностные, семантические и социальные определения «имплицитного читателя». Они задают проективную структуру социального взаимодействия комплектаторов библиотеки и ее абонентов. Содержательный анализ этих определений даст в итоге конфигурации ценностей (ценностных образцов), аккумулируемых в фондах библиотек различного типа.

Тем самым возникает необходимость рассматривать подобные смысловые образования и их трансформации как зависимые от социального самоопределения групп, комплектующих фонд библиотеки. Речь должна идти о профессиональных работниках библиотеки, принимающих на себя функции идеологического представительства авторитетных для них инстанций в расчете на предполагаемого читателя. Последнему, невзирая на «натуральный» объем и разнообразие читательского контингента, ценности данных образцов нормативно вменяются на правах образцовости или обязательности.

Отбираемые образцы комплектуются в фондах, приобретая статус «общекультурного», в котором стерты сколько-нибудь заметные марки социальности. Поэтому библиотекарь в определенных ситуациях, поддерживаемый, скажем, более широкой идеологией «культуры как образования», может не только осознавать и представлять себя агентом селекции и коммуникации образцов, но и претендовать на полномочия их производителя. Последнее влечет за собой вопросы о руководстве чтением, о рекомендательной библиографии, о работе с читателем и указывает на складывание профессионального этоса и идеологии библиотекаря («библиотековедения») как результат длительных процессов социокультурной дифференциации, сопровождающихся ростом относительной автономности репродуктивных систем (в том числе школы, критики, цензуры, библиотеки). Границами этой автономности применительно к библиотекам будут, с одной стороны, так или иначе сохраняемые компоненты ролевого определения библиотекаря. Это означает понимание его роли как того, кто выдает книги (а это, кстати, делает постоянно проблематичной возможность реализовать столь же постоянно возникающую у библиотекарей идею «библиотечного ядра»). С другой стороны, границей притязаний библиотеки на автономность является специфическое умножение авторитетных инстанций, вырабатывающих смысловые ценностные образцы.

Применительно к избранному здесь критерию доступности, который можно операционально определить как отсутствие ограничений при записи в библиотеку, полярными типами будут универсальная (национальная или научная) и массовая библиотеки. Исследователю предстоит дать социологическую интерпретацию характеристикам «универсальности» и «массовости». Для данных целей можно, не претендуя на исчерпывающие изложения исторического материала, типологически выделить ценностные основания универсальности библиотеки (имея в виду как набор комплектуемых значений, так и проективных, предполагаемых, имплицитных адресатов). Такими могут быть идеи «общества» как «нации», «науки», «культуры», «церкви» (конфессиональной общности). Тем самым в деятельности библиотек выделяется функциональное начало, т. е. библиотека – не просто собрание книг, но социализирующая структура, предназначенная для устойчивого воспроизводства данной социальной целостности[338], понимаемой как потенциальное многообразие культурных определений ситуаций действия. Так, исторически одной из первых форм библиотек является крупное монастырское и церковное собрание. Другим типом репрезентации культурной общности социетального уровня может служить Парижская национальная библиотека, фонд которой, образованный, как и в национальных библиотеках Испании, Швеции, Бельгии, Дании, Колумбии и др., из королевского собрания, представляет собой совокупность культурных образцов, воплощающих идею общества как нации. Чистым, «идеальным» типом научной библиотеки выступает университетская библиотека, отражающая в своем фонде принципы организации науки так, как они представлены в структуре факультетов университета. Поздно получившая статус национальной, Библиотека Конгресса США выражает идею «гражданского общества», социальный характер которого непосредственно проявляется в указании на приписанность библиотеки к законодательному органу страны (представительству федерации штатов, а не отдельного штата). Социальное своеобразие библиотеки этого типа демонстрируется свободным и нецентрализованным характером комплектования и неограниченным доступом к ее фондам. Можно указать и на специфический тип библиотеки, репрезентирующей в качестве универсальной культуры идею уходящей мировой империи[339]. Характерно, что подобные образования кристаллизуются на правах отделов музеев, руководствуясь идеей удержания, сохранения книжных сокровищ (такова библиотека Британского музея, но есть и другие примеры).

Своеобразная ситуация с библиотеками складывается в условиях модернизации с характерными для этого процесса напряжениями в сфере культурного самоопределения. Подобные явления имеют место во многих регионах, характеризующихся многоукладностью социальной структуры, наличием – наряду с традиционными регулятивными системами и образом жизни – областей преимущественного, ускоренного, интенсивного развития. Символическими репрезентантами этих областей выступают группы, претендующие на руководство «политикой национального развития» (а далее и иными сферами) и стремящиеся ликвидировать разрыв между наиболее развитыми, «современными» и «отсталыми» сферами социальной жизни. Конститутивная черта их идеологии – интерпретация инструментальных аспектов социальной системы в категориях культуры, придание прагматическим, утилитарным компонентам действия и соответственно институтам, задачам и пр. символической значимости и самоценности. В первую очередь это касается управления, образования, науки (и т. п. институтов «формирования нового человека»). Подобные явления, демонстрирующие сращение идеологий развития с проблемами национальной идентичности, культуры, задачами науки и образования, отмечаются исследователями в странах третьего мира. Несколько ранее они были характерны для начальных этапов индустриализации Центральной и Восточной Европы. Так, например, национальные библиотеки Хорватии, Норвегии, Финляндии и других стран или регионов сложились на базе университетских и носят соответствующее обозначение в своей титулатуре. В этой связи примечательно, что первая публичная библиотека в России возникла на основе книжного собрания Петербургской академии наук. В дальнейшем эта форма поддерживалась и внедрялась «для учреждения и поощрения духа общественности» Министерством внутренних дел[340].

Сходные с вышеперечисленными