была активно обжита и повсеместно использована.

Первый ряд домов «веселого квартала» имел довольно представительный вид. Грязь, темнота и скученность начинались внутри, стоило немного пройти по одной из улочек. Лавка Перейры Гонсалеса располагалась на первом этаже трехэтажного дома, выкрашенного в желтый. Некоторое подобие роскоши ему придавали деревянные колонны, и хоть краска с них давно облезла, явив миру темно-коричневое дерево, общий вид дома внушал уважение.

На фасаде красовалась вывеска: «Перейра – все для рейса».

– Ишь, какой острослов, – иронически хмыкнул Сантьяго.

– Отец говорит, что Гонсалес остер не только на слово, – ответил Педро. – Мы всегда расплачиваемся с ним, не сходя с места. По слухам, в которых немало достоверного, злостных должников у Гонсалеса не бывает. Если покупатель не рассчитывается вовремя, его находят на улице раздетым и располосованным чем-то куда более острым, чем язык.

– Так он опасный человек! – воскликнул Сантьяго.

– Он очень опасный. Но на всякую птичку есть свой силок.

– А какой силок есть у падре Бартоломео?

– Как, ты не знаешь? – Педро остановился перед входом в лавку.

– Нет.

– Любимый тобою святой отец входит в трибунал святой инквизиции Кадиса. Стоит ему сказать одно слово, и сеньора Гонсалеса поволокут на пытку, где он во всем сознается. И в том, в чем виноват, и в том, о чем понятия не имел.

– Падре Бартоломео инквизитор? – широко раскрыл глаза Сантьяго.

– Ты что, свалился с колокольни собора? Кто в Кадисе об этом не знает?

Сантьяго замер, не в силах двинуться с места. Как его домашний духовник, олицетворение доброты и святости, велит палачу вздергивать людей на дыбу, а потом посылает их на костер? Невозможно, немыслимо!

– Ты что, остолбенел? – дернул его за рукав Педро. – Вспомнил, как признался падре на исповеди в ереси?

– Оставь свои шутки, Педро. Давай займемся сеньором Гонсалесом.

Сантьяго отряхнул рукав самого скромного из всех своих платьев, словно сбрасывая невидимую грязь, и двинулся в лавку. Она занимала весь первый этаж, представляла собой на первый взгляд беспорядочное нагромождение шкафов и подвесных полок, набитых всяческим морским снаряжением. Квадранты, астролябии, песочные и солнечные часы, компасы, буссоли, траверсы, толстые фолианты, свернутые в трубку карты, ящички, шкатулки, мешочки, тщательно схваченные у горла ленточками разных цветов.

Правая часть лавки была пуста, в ней вплотную к большому окну стоял внушительных размеров стол с распяленной на его поверхности недорисованной картой. Баночки с красками и кисти в медном стакане предусмотрительно располагались на другом конце столешницы. Мужчина средних лет, с плотной шевелюрой, крупным, слегка горбатым носом и решительно выдвинутым вперед подбородком, сидел, склонившись перед картой, и осторожно водил по ней тонкой кисточкой. Ни на звяканье колокольчика над дверью, ни на самих вошедших он не обратил ни малейшего внимания.

– Это Гонсалес? – шепотом спросил Сантьяго. – У него вполне благородная внешность.

– Я не знаю, кто этот картограф, но он точно не Перейра, – тихо отозвался Педро.

– Дорогой сеньор Сидония, – раздался скрипучий голос из глубины лавки, и навстречу гостям выполз невзрачного вида человек, напоминавший огромного паука. Нос крючком, узкие, мутновато-зеленые глазки, морщинистое личико с красной прорезью рта, тонкие руки, похожие на паучьи лапы.

«Действительно малосимпатичный молодец», – припомнил Сантьяго вчерашний разговор.

– Что привело вас на порог моего дома, уважаемый сеньор Педро, – между тем продолжал паук, боком приближаясь к посетителям, – и чем я могу вам помочь?

«Однако его трудно назвать неразговорчивым», – подумал Сантьяго.

– Моего друга гранда де Мена направил к вам падре Бартоломео, – ответил Педро, – а я вызвался показать дорогу.

– Разумеется, разумеется, – проскрипел паук, – молодому человеку столь благородного происхождения нечего делать в нашем квартале. Позвольте представиться, меня зовут Перейра Гонсалес, я владелец этой лавки, – он сделал рукой широкий жест, – и все, что благородный гранд видит перед собой, полностью к его услугам.

– Я бы хотел переговорить с вами наедине, – сказал Сантьяго, многозначительно переводя взгляд на картографа.

– О, этот сеньор безобиднейший, надежнейший человек и мой старый друг, – ответил Гонсалес. – Вы можете без всякой опаски положиться на его честность и еще больше на его молчание. А как поживает святой отец Бартоломео?

– Хвала Всевышнему, – сухо ответил Сантьяго. Многословность паука начинала его раздражать, ему показалось, будто он вьет из слов тончайшую паутину, предназначенную для уловления залетевшей в его лапы жертвы.

– Исчез мой младший брат, Фердинанд. Возвращался из школы, зашел в лавку купить сластей и пропал. Падре Бартоломео – духовник нашей семьи, Фердинанд вырос у него на руках, и он весьма обеспокоен его судьбой.

– Разумеется, разумеется, – пробормотал Гонсалес. – А сколько лет мальчику и как он выглядит?

– Ему недавно минуло пятнадцать, среднего роста, темные вьющиеся волосы, коричневые глаза.

– Ну, так выглядит большинство мальчиков Кадиса, – ответил Гонсалес. – Есть какие-нибудь особые приметы? Родинки, шрамы, бородавки…

– Ничего, – Сантьяго отрицательно покачал головой.

– Понятно. А в какой лавке это произошло?

– Недалеко от черного угла, хозяина зовут Гервасио.

– Гервасио! – воскликнул Гонсалес. – Как же, как же, мой старый знакомый. От меня он ничего не утаит, все расскажет подчистую!

– Боюсь, к исчезновению Фердинанда он не имеет никакого отношения.

– Ну, это мы выясним, – хмыкнул Гонсалес. – Просьба святого отца для меня все равно что приказ самого Всевышнего. Я немедленно примусь за розыски. Отправляйтесь домой, уважаемый сеньор гранд, и в течение недели я постараюсь раздобыть интересующие вас сведения…

– В течение недели? – вскричал Сантьяго. – А нельзя ли поскорее?!

– Можно, – проскрипел Гонсалес. – Разумеется, можно, но дополнительные усилия потребуют дополнительных расходов.

Сантьяго вытащил туго набитый кошелек и положил на стол.

– Я надеюсь, этого хватит?

Гонсалес ловко подцепил кошелек, развязал горловину, высыпал на ладонь несколько золотых монет и, близоруко прищурившись, поднес к лицу.

– Да, несомненно хватит. Вы очень щедры, милостивый сеньор гранд, и я постараюсь оправдать ваши ожидания. Ждите моего посланника. А святому отцу Бартоломео передавайте мой нижайший поклон. Пусть его молитвы продолжают защищать нас от бед и напастей.

Гонсалес благочестиво вознес руки к небу, однако на его устах, если так можно было назвать узкую розовую полоску в нижней части лица, играла саркастическая улыбка.

– Вы знаете, как меня отыскать? – Сантьяго задал ему тот же вопрос, который уже задавал Аделберто.

– Кто в Кадисе не знает особняк гранда де Мена? – с деланым удивлением воскликнул Гонсалес. – Поверьте, я приложу все усилия, дабы в течение самого ближайшего времени передать вам добрую весть.

Отойдя от лавки, Сантьяго спросил товарища:

– Как ты мог назвать этого хитрого болтуна неразговорчивым? Слова струятся из него как вода из дырявого бурдюка.

– С моим отцом он ведет себя иным образом, – ответил Педро. – Поверь, сегодня я его просто не узнаю, будто другой человек.