Сиваса были частью каравана, который следовал тем же путем, что и караван Капитанян, но вместо того, чтобы остановиться в Суруче, он направился через Урфу в Рас-эль-Айн. Из семисот женщин едва ли шестьдесят добрались до конечного пункта назначения[1154]. Курдские охранники раздели женщин и заставили маршировать голыми. Обнаженные, они целыми днями шли под палящим солнцем. Одной рукой они защищали головы от жары, другой пытались скрыть наготу, поскольку местные жители, мимо которых они проходили, насмехались над ними. Они были обожжены, покрыты волдырями, избивались охранниками. Их караван назывался «колонной обнаженных»[1155]. Он был превращен в невольничий рынок. По словам Капитанян, «они были распроданы, как коровы, некоторые по фиксированной цене, других продали с аукциона мужчинам»[1156].

Еще хуже, если такое можно себе представить, было положение матерей в ее караване, которые несли своих детей в мешках на спине.

Ни одна из матерей не добралась до пункта назначения, умерев по пути от истощения, голода и жажды[1157]. Выжили только некоторые дети. Капитанян вспоминает о многочисленных детях, оставшихся на обочине дороги. Одного из них она не могла забыть – пятилетнего мальчика. Рядом с ним лежал еще теплый труп его матери. Увидев фургон Капитанян, мальчик встал, протянул руки и стал умолять, чтобы его взяли. Когда его спросили, где его мать, он ответил, указав на труп, что не знает, почему она не просыпается[1158].

Капитанян описывает жажду как испытание более жестокое, чем голод. Сама она воздерживалась от питья из любых подозрительных водоемов со стоячей водой, так как в них обычно находились трупы. Большинство пили, несмотря ни на что. Жажда заставляла ее пить из Евфрата, хотя перед глазами проплывали десятки тел[1159]. Капитанян также вспоминала монотонный шум каравана – подобно пчелиному рою, он состоял из плача, всхлипываний и причитаний депортированных[1160]. Ужасный крик ее умиравшего народа, эхом отдающийся в долинах и горах.

Капитанян спросила одного из турецких погонщиков ослов, зачем они перегоняют их с одного места на другое. Куда их вели? Он ответил: «Твое путешествие закончится там, где ты сдохнешь. Это правда»[1161]. Капитанян согласилась с погонщиком: «Власти отправили депортированных в максимально долгое путешествие, чтобы систематически уничтожать их из-за истощения, голода, жажды, убийств и [сексуального] насилия» еще до того, как они добрались до места назначения[1162].

Через три месяца депортированные добрались до сирийского Алеппо. К концу лета 1915 г. Восточная Анатолия была очищена от армян. Затем, в течение следующего года, Мехмед Талаат-паша отдал приказ о депортации армян из западной Анатолии, включая районы, которые не были театром военных действий. Талаат-паша оказался пунктуальным делопроизводителем. В своей личной записной книжке, составленной в конце 1916 или начале 1917 г., он подсчитал, что в 1914 г. депортировал 924 158 из полутора миллионов османских армян, проживавших в империи[1163].

Согласно его данным, Капитанян была всего лишь одной из 34 500 армян, депортированных из провинции Трабзон с довоенным населением в 37 549 человек. Талаат-паша определил, что в 1916 г. в империи оставалось в живых всего от 350 000 до 400 000 армян[1164]. Он не перечислил армян ни в Трабзоне, ни в других восточных провинциях Эрзурум, Битлис, Ван, Дияр-Бакир и Элязыг (ранее называвшийся Мамюретюлазиз). Те, кто пережил депортацию и добрался до лагерей, столкнулись с очень высоким уровнем смертности. Заключенные умирали от болезней, жажды и голода, подвергались изнасилованиям и становились жертвами охранников.

Немецкий солдат, служивший в скорой помощи Шестой армии Османской империи, возглавляемой фельдмаршалом Кольмаром фон дер Гольцем, в ноябре 1915 г. сообщал из Рас-эль-Айна, что в лагере царили голод, смерть, болезни и отчаяние, запах экскрементов и гниения[1165]. Все эти страдания превосходило ужасное зрелище постоянно растущего числа детей-сирот, которые сидели на земле, заброшенные, голодные, лишенные малейшей человеческой заботы, замерзая в холоде пустынной ночи, их лица были покрыты запекшейся грязью и высохшими слезами[1166].

Ужас правил не только в Рас-эль-Айне и Дейр-эз-Зоре, но и в долинах, и на берегах рек, где существовали, по словам того же немецкого солдата и очевидца, такие же «лагеря страданий»[1167]. «Могучий поток изгнанного народа, сотни тысяч проклятых», уменьшавшийся в горах, в конце концов иссяк в пустыне. Депортация была «путешествием в один конец»[1168].

Те, кто не умер в дороге или не подвергся преднамеренному умерщвлению от голода и в лагерях к лету 1916 г., были сожжены заживо, утоплены или убиты в ходе последней резни к востоку от Дейр-эз-Зора[1169].

Чтобы понять логику полного уничтожения армян, полезно ознакомиться с мотивами некоторых главных преступников.

Доктор Мехмед Решид занимал пост губернатора Дияр-Бакира в 1915 и 1916 гг. Он был черкесским беженцем с Кавказа и из Болгарии, выпускником Королевской военно-медицинской академии и основателем партии «Единение и прогресс».

Решид служил губернатором Кареси в регионе Мраморного моря, откуда изгнал греков-османов в 1913 и 1914 гг. Одержимый современными научными идеями, социальным дарвинизмом и теориями заговора, он считал необходимым «ликвидировать» армян прежде, чем те «уничтожат» османских мусульман. Яростно строча объяснения в свою защиту в конце войны и перед тем, как покончить с собой в 1919 г., Мехмед Решид заявил: «Отечество было на грани потери, поэтому я действовал с закрытыми глазами и без раздумий, убежденный, что тружусь на благо нации». По его мнению, «армянские бандиты являлись скопищем вредных микробов, поразивших организм отечества. Разве не долг врача – избавляться от микробов?»[1170] Он ответственен за смерть ста двадцати тысяч армян и ассирийцев, а также четырех османских губернаторов, которых приказал убить за противодействие геноциду[1171].

Министр внутренних дел Мехмед Талаат-паша направил губернатору Мехмеду Решиду телеграмму 12 июля 1915 г. о несанкционированной губернатором организации массовых убийств армян и христиан «без различия сект» в провинции, которой он управлял. Например, в Мардине «семьсот человек из числа армян и других христианских жителей были недавно вывезены ночью за пределы города и с надлежащего разрешения зарезаны, как овцы», и что «общее число убитых на сегодняшний день в ходе этих массовых убийств оценивается в две тысячи человек»[1172]. Встревоженный беспорядочным убийством христиан, Талаат-паша отругал Решида за то, что он применил к ассирийским христианам меры, «предназначенные для армян». Губернатору было приказано нападать только на армян. В августе Талаат-паша разослал телеграммы губернаторам восточных провинций, приказывая им не депортировать армянских католиков и протестантов[1173]. Члены Армянской национальной церкви были единственной группой, которую Талаат-паша намеревался уничтожить. В его глазах они являлись армянами, делающими общее дело со