в Индийском океане направиться в Персидский залив. Он также подписал исполнительный указ о замораживании в общей сложности кувейтских и иракских активов в США на сумму 30 млрд долл. – в первую очередь из эмирата, чтобы уберечь их от лап Саддама, – и объявил торговое эмбарго против иракского режима, исключив только информационные материалы и гуманитарные поставки[977].

Затем из Нью-Йорка пришли хорошие новости. К 6 часам утра 2-го числа 15 членов Совета Безопасности ООН проголосовали 14-0 за Резолюцию № 660, осуждающую агрессию Ирака, призывающую к немедленному и безоговорочному выводу иракских войск из Кувейта и требующую разрешения спора путем переговоров. Воздержался только Йемен. Буш был доволен. Это был первый признак того, что Советы, так же, как и китайцы, склонны поддержать политику США: для него это был «первый шаг в выстраивании противодействия»[978]. Около 7.30 утра, во время своего ежедневного брифинга в ЦРУ, он позвонил Джеймсу Бейкеру, который находился за тысячи миль отсюда, в Улан-Баторе, столице Монголии, после встречи по контролю над вооружениями с Шеварднадзе в Иркутске. Там Бейкер надавил на своего советского коллегу, чтобы тот прекратил поставки российского оружия иракскому клиенту, и Шеварднадзе вылетел обратно в Москву, чтобы проконсультироваться с Горбачевым. После разговора с Бушем Бейкер изменил свои планы поездки и также вылетел в Москву для поспешно организованных переговоров, чтобы сформулировать совместное американо-советское заявление[979].

Тем временем в Вашингтоне в 8.05 утра Буш появился перед представителями средств массовой информации в Кабинетной комнате Белого дома, чтобы сделать заявление. Президент был тверд, но в то же время рассудителен. Он самым решительным образом осудил вторжение, заявив: «В современном мире нет места для такого рода неприкрытой агрессии». И он призвал международное сообщество «действовать сообща, чтобы добиться немедленного вывода иракских войск из Кувейта». Но он не хотел, чтобы в его «первых публичных комментариях содержалась угроза использования американской военной мощи». Поэтому он сказал: «Я не рассматриваю такие действия», хотя и добавил оговорку, что «я бы не стал говорить о каких-либо военных вариантах, даже если бы мы о них договорились». По правде говоря, как он признался позже, 2 августа он «понятия не имел, какие у нас были варианты». На данный момент он хотел сохранить непредвзятость и узнать все факты. Поэтому он закончил вопросы и ответы словами: «Я уверен, что впереди много бешеной дипломатической работы. Я планирую принять участие в некоторых действиях и сам лично, потому что в настоящее время важно поддерживать связь с нашими многочисленными друзьями по всему миру и важно, чтобы мы работали согласованно»[980].

Из этих «многих друзей» по-настоящему значимым был Горбачев. Учитывая его решительное и публично заявленное несогласие с применением силы для разрешения международных конфликтов, а также традиционные связи Москвы и Багдада, даже его ближайшие советники не были полностью уверены в том, как отреагирует их босс. Несмотря на публичную сдержанность Буша, позиция США оставляла открытым вариант будущих военных действий. Тем не менее, учитывая внутренние трудности советского лидера, его отчаянную потребность в западных технологиях, торговле и помощи, а также провозглашенную им приверженность демократическим ценностям, неоднократно подтверждавшуюся на саммитах после его выступления в ООН в Нью-Йорке в 1988 г., ему было бы трудно дать отпор американским инициативам[981].

И поэтому, когда Бейкер снова встретился с Шеварднадзе в 7.30 вечера 3 августа в VIP-зоне московского аэропорта Внуково-2, представители мировых СМИ уже находились в напряженном ожидании. Могут ли два министра иностранных дел выработать совместное заявление? Может быть, это просто выдумка? Бейкер начал с объяснения: «Я прибыл сюда, потому что посчитал важным продемонстрировать, что мы можем и будем действовать как партнеры, сталкиваясь с новыми вызовами международной безопасности». Он настаивал на том, что Москва и Вашингтон должны «послать сигнал миру и иракцам» о том, что «американо-советское партнерство реально, что вместе мы вступили в новую эру» и намерены «продемонстрировать, что в случае возникновения кризиса мы готовы действовать быстро и конструктивно». Шеварднадзе согласился, объяснив, что и он, и Горбачев считают совместное заявление «верным и правильным». Через 90 минут, сидя бок о бок на диване в углу комнаты со своими переводчиками, они быстро завершили подготовку коммюнике, которое помощники неспешно сочиняли весь день[982].

Около 9 часов вечера Бейкер и Шеварднадзе каждый зачитали текст для прессы на своем родном языке. Они осудили наглое «нарушение Саддамом Хусейном основных норм цивилизованного поведения» в его «жестоком и незаконном вторжении в Кувейт». Они заявили, что «правительства, которые занимаются откровенной агрессией, должны знать, что международное сообщество не будет мириться с этой агрессией и не будет способствовать ей». И они объявили: «Сегодня мы предпринимаем необычный шаг, совместно призывая остальную часть международного сообщества присоединиться к нам в международном прекращении всех поставок оружия в Ирак». Затем два министра иностранных дел сделали несколько специальных замечаний. Для Бейкера совместное заявление в этом убогом, переполненном зале ожидания аэропорта стало поистине историческим моментом. В своих мемуарах, опубликованных пять лет спустя, он рассматривал это как не что иное, как окончание холодной войны[983].

Этот совместный момент был также и личным. Бейкер рассматривал Шеварднадзе и как представителя конкурирующей державы, и как дипломата, которым он восхищался, которому доверял и даже симпатизировал. И он знал, что его коллега находился под огромным давлением со стороны сторонников жесткой линии в Политбюро и арабистов в его собственном министерстве, которые предупреждали, что «его руки будут в крови», если он пойдет на поводу у американцев. Но Шеварднадзе стоял на своем. «Эта агрессия, – заявил он в своем импровизированном выступлении в аэропорту, – несовместима с принципами нового политического мышления и фактически с цивилизованными отношениями между народами». Это стало еще одной причиной, по которой Бейкер считал, что «история была сделана»: впервые с 1945 г. «Соединенные Штаты и Советский Союз были союзниками в вопросе войны»[984].

Привлечение Советов на свою сторону было крупным достижением госсекретаря. Тем временем Буш и его помощники работали круглосуточно, создавая большую дипломатическую коалицию, чтобы вытеснить иракцев из Кувейта. Как выразился Бейкер, «практически за одну ночь мы перешли от попыток работать с Саддамом к уподоблению его Гитлеру»[985].

Темп событий был бешеным. Вскоре после окончания своей пресс-конференции утром 2 августа Буш вылетел в Аспен, штат Колорадо, чтобы выступить с запланированной речью о безопасности после окончания холодной войны. Он не хотел отменять поездку, чтобы это не говорило о том, что он напуган. Поездка также позволила ему не пропустить ранее запланированную встречу с Тэтчер, которая, как и следовало ожидать, поддержала его: «Он не остановится», – сказала она о Саддаме. Но «это надо остановить. Мы должны сделать все возможное». Вторжение, заявила она собравшимся