– Объясни.

– Миледи целых десять лет прожила на севере. И за эти десять лет не видела и не знала ничего, кроме снега, клетки, пещеры и ограничений. – Он скрещивает руки. – Если ты ее знаешь, то поймешь, где она. Так где же, по-твоему, она сейчас, мальчишка?

Он пронзает меня острым взглядом, и меня осеняет.

Дигби коротко кивает.

– Приятно знать, что ты не совсем безнадежен. – Он разворачивается и, хромая, уходит в спальню, закрыв за собой дверь, а я стою и смотрю ему вслед.

Джадд тихонько присвистывает.

– Кажется, тебе только что устроили разнос, Рип.

– Не знаю, оскорбиться мне или восхититься, – признаюсь я вслух.

– Давай просто перейдем ко второму, – говорит Лу. – Где нам помочь ее искать?

Я качаю головой и ухожу.

– Дигби прав. Думаю, я знаю, где она.

* * *

Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, иду по узкому коридору, а затем поднимаюсь по винтовой лестнице на крышу.

Я подумывал спуститься на первый этаж и проверить в садах, но у Аурен не было подходящей одежды, поэтому, думаю, она предпочла бы найти более уединенное место.

Поднявшись наверх, я замечаю, что вокруг арки расхаживают три стражника и каждый смотрит в одном направлении. Кажется, я знаю, за чем они наблюдают и почему торчат здесь, вместо того чтобы находиться на своих обычных постах на крыше.

Заметив меня, они кланяются.

– Сир.

Увидев ее, я тут же замираю. Она не просто поднялась на крышу. Нет, она забралась на одну из башен. Она лежит на черепице, и золотистая кожа светится на фоне черного камня.

Я просто смотрю на нее. Аурен похожа на залитую солнцем богиню, сияющую в свете, который от нее скрывали. В эту секунду она впитывает каждый лучик, как будто солнце светит только ради нее.

– Долго она здесь? – тихо спрашиваю я у стражников.

– С рассвета.

Кивнув, я несусь к ней.

– Сделайте перерыв.

Я слышу их удаляющиеся шаги, когда они спускаются по винтовой лестнице, оставляя нас наедине. Подхожу к другому концу крыши, устремив взгляд на позолоченную фигуру.

От мысли, как она карабкается по стене башни, пусть и та всего около десяти футов высотой, мне становится не по себе. Я останавливаюсь у основания сооружения, а потом забираюсь наверх с помощью вбитых гвоздей. Вместо того чтобы войти через отверстие в стене, где несут дозор стражники, я продолжаю взбираться, а затем перекидываю ногу на крутую крышу.

Я выпрямляюсь и подхожу к Аурен, увидев, как она опирается на локти. Голые ноги вытянуты и скрещены в лодыжках. Волосы струятся по спине, лицо поднято к небу.

Она нежится на солнце, и кажется, что дневной свет создан исключительно ради этого. Она лежит в одной моей рубашке, и от этого зрелища дух захватывает. Я почти готов оттащить стражников в сторону и потребовать, чтобы они вырвали себе глаза, а не пялились на ту, что принадлежит мне.

Но все эти одержимые мысли улетучиваются, как только я замечаю полосы у нее на щеках.

В тревоге быстро опускаюсь рядом с ней на колени.

– Золотая пташка, – тихо бормочу я, стараясь ее не напугать. Но, наверное, пролез сюда не настолько бесшумно, как думал, потому что она даже не вздрагивает. – Что случилось? Почему ты плачешь?

Аурен распахивает глаза, ресницы у нее слиплись от золотистых слез. Но она смотрит на меня, и у меня замирает сердце.

– Ты слышишь? – шепчет она.

Я замираю, напрягая слух, но слышу только отдаленный городской шум да водопад у подножия горы.

– Что слышу?

И она улыбается сквозь слезы, высохшие на ее щеках. Зрелище такое чертовски красивое, что становится трудно дышать.

– Солнце, – тихо отвечает Аурен, и в ее тоне слышна робкая, невинная радость. Та, которой боишься поделиться вслух, потому как боишься ее потерять. – Оно поет для меня.

От чувств у меня перехватывает дыхание, а она снова запрокидывает голову и закрывает глаза. Я провожу костяшками пальцев по ее нежной щеке.

– И что же оно поет, Золотая пташка? – шепчу я.

Ее улыбка пробивается, как солнечный свет.

– Песню о доме, – говорит она. – Солнце поет песню о доме.

Сердце переполняют эмоции, а когда Аурен протягивает руку и тянет меня за локоть, я ложусь рядом с ней на спину, и мы оказываемся рука к руке, нога к ноге.

– Послушай, – шепчет она.

Так я и делаю. Я переплетаю наши пальцы и слушаю.

Но моя песня о доме исходит не от солнца. Моя песня исходит от нее.

Глава 47

Аурен

Сложно сказать, сколько Слейд просидел со мной на крыше, но когда мы спускаемся, я готова порхать от прилива сил. Не важно, что проснулась я до рассвета, потому как чувствую себя бодрой. Обновленной. Живой.

– Хочу сегодня побыть на улице, – говорю я Слейду, когда мы идем к арке, где стоят стражники.

– Господа, смотрите наверх, – говорит Слейд, и с минуту я недоумеваю, зачем он так сказал, а потом опускаю взгляд и понимаю, что на мне только его рубашка… и больше ничего.

Стражники забавно вскидывают головы вверх и задирают глаза так высоко, что удивительно, как они не закатились у них в череп.

– Мне, наверное, нужна одежда? – говорю я.

– Было бы предпочтительно, если бы мне не хотелось вонзить кинжалы в глаза моих преданных стражников.

Один из упомянутых стражников сдавленно кашляет.

– Прошу отметить, что я с неодобрением отнесусь к выкалыванию глаз.

– Я учту.

Я останавливаюсь перед аркой и оглядываюсь, смотря на открытое чистое небо. На свободное солнце. Я так давно его не видела.

И уже забыла, каково это.

Как я могла просто закрыть глаза. Запрокинуть голову. Как красный свет пробивался сквозь веки, как разливалось по коже тепло – от лба до ступней. Как проникало оно в мои поры и отгоняло все воспоминания о холоде.

Оно меня звало.

Еще до того, как в небе встало солнце, я его услышала. Я вылезла из постели и побрела наверх, позволив заманить меня сюда беззвучному голосу. Я стояла на крыше возле горы и просто… чувствовала.

Десять лет. Прошло десять лет с тех пор, как я чувствовала на лице солнечный свет. Где его не заслоняли облака, не пятнала буря.

Ни разу, пока я стояла на той крыше, моя магия не пыталась непрошенно излиться. Наоборот, я собираю ее в своей ладони, купаясь в лучах утреннего солнца, и на миг позволяю золоту погреться. Потом, когда призываю его снова погрузиться