– Ох. Она…

– Она знала, кем на самом деле был отец Зайхера?

Брат Коун ответил ему беспомощным взглядом:

– Нет.

Кирин вспомнил, как она рассказывала об отце Зайхере, о том, как жрец Вишаи помог ей оправиться после того, как она была одержима Ксалторат. Вспомнил слова Дорны: «Когда Джанель вернулась в Толамер, отец прибыл вместе с ней…»

Что-то загрохотало. Больше всего это походило на то, будто во входную дверь что-то врезалось. Все люди в таверне замерли.

Дорна встала:

– Я лучше пойду…

– Нет! – Кирин вскинул руки. – Позвольте мне.

Хотя, конечно, не то чтобы он ждал разрешения ее спутников. Он последовал за Джанель.

И прибыл как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как она всем телом ударилась о скованную льдом дверь.

Огромное каменное помещение заполнил грохот крушащегося льда. Несколько кусков огнестойкой двери откололось и рухнуло на землю, но, несмотря на это, замороженная стена выстояла.

– Хватит с меня игр! – рявкнула Джанель. – Где твой дядя, Эйан’аррик? Передай этой наглой лошадиной заднице – пусть он выйдет и посмотрит мне в глаза.

Арасгон, замерший позади Джанель, заржал и топнул по земле копытом, сердито взмахнув черной гривой. Но что бы огнекровка ни говорил графу, она пропустила его слова мимо ушей.

Она уперлась обеими руками в дверь.

И та вспыхнула пламенем.

Кирин решил, что Джанель намеревалась растопить лед, но он очень сомневался, что она могла сделать что бы то ни было против драконицы снаружи[184].

Как бы то ни было, пока на пути Кирина будет стоять вопящая, бушующая огнекровка, добраться до Джанель он не сможет.

– Эй, Арасгон. Дай я попробую.

Арасгон повернулся к нему.

Кирин вдруг вспомнил… что-то… Какую-то вспышку из огней и копыт, какое-то ощущение, что Арасгон уже преграждал ему путь раньше, где-то в другом месте. Кирин решил, что огнекровка сейчас нападет, но вместо этого Арасгон отступил к Стерве и Таларасу.

Джанель прижала пальцы к обугленному дереву, продолжая прожигать себе дорогу насквозь.

– Я не буду игрушкой Релоса Вара! Слышишь?

Кирин положил руку на плечо Джанель.

Огонь погас.

Она развернулась, замахнулась на него, но внезапно стала столь же слабой, как и любая женщина ее роста и веса. Уртанриэль не позволила бы ее магически возросшей силе затронуть его.

Кирин поймал ее за запястье.

– Джанель, – сказал он, – остановись. Пожалуйста, прекрати.

Слезы наполнили горящие яростью глаза Джанель. Прерывисто дыша, она прислонилась спиной к обугленной двери и тихонько всхлипнула.

– Отец Зайхера рассказывал мне сказки, – прошептала она. – Пел мне, чтобы я могла уснуть по ночам.

Кирин почувствовал, как у него сжалось горло, но он все равно постарался казаться беззаботным:

– Погоди. Он умеет петь?

Джанель в отчаянии уставилась на него.

– Нет, – выдохнула она. – На самом деле не умеет[185].

И она разрыдалась. Он обнял ее, притянул к себе и позволил ей выплакаться в его мишу. Он знал, как это было нелегко для нее – плакать было неудобно, даже грязно, это был признак слабости для любого жеребца. Кирин начинал понимать, что Джорат возлагал на своих мужчин те же надежды, что и Столица; просто Джорат позволял некоторым из этих мужчин быть женщинами.

Он держал ее так, словно все это не имело значения, потому что это и в самом деле не имело никакого значения.

Джанель прижала кулаки к его груди и зарыдала со всем гневом человека, которого предал кто-то любимый, и почти наверняка Релос Вар был именно таким.

Через некоторое время плач стих, и Джанель смущенно отстранилась, вытирая нос. Казалось, она вот-вот извинится перед Кирином и уйдет в более уединенное место.

Кирин попросту не отпустил ее.

Вместо этого он мягко коснулся ее щеки:

– Я знаю, каково это. Ладно. Конечно, человеком, которому я доверял, оказался не Релос Вар, но все-таки… Я знаю, насколько это больно.

– Он ухаживал за мной. – Лицо Джанель исказилось. – Эта задница…

– Он исцелил тебя после того, как ты была одержима Ксалторатом. Я не могу ненавидеть Релоса Вара за это. Это Ксалторат создал твой гаэш?

– Не знаю… – Джанель отвела взгляд. – Если и она, то никогда его не использовала[186]. Как бы то ни было, Релос Вар исцелил меня лишь потому, что он не смог бы использовать сломанный инструмент.

– Он может пойти и прыгнуть со скалы вместе со своими мотивами. Мне все равно, почему он это сделал. Главное, что ты здесь.

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз. Затем Джанель дотронулась пальцами до его миши, повела вверх, легонько коснулась подбородка и замерла. Кирин задался вопросом, кто вдруг застучал в барабан в этой комнате, и вдруг внезапно догадался, что слышит стук собственного сердца.

– Я бы хотела поцеловать тебя, – прошептала Джанель.

– О, прекрасно. Мне бы тоже этого хотелось. – Он наклонил голову, потянувшись к ней.

Их поцелуй начался мягко, медленно и нежно, прикосновение их губ было почти что робким, но продолжалось это недолго. Кирин даже не был уверен, кто из них первым начал действовать решительно, но внезапно их поцелуй перерос во что-то жизненно необходимое и даже свирепое, в какой-то танец губ и языков, от которого они оба задохнулись. Она впилась ему пальцами в спину и притянула его к себе так близко, что он почувствовал, как к нему прижимается каждый изгиб тела Джанель. Он почувствовал запах дыма от сгоревшего дерева, задержавшийся в волосах ее лаэвоса, услышал, как их сердца бьются в такт. Как это назвал Хоред? Немедленная связь? Точно. И еще тысячу раз такая же[187].

Он просунул руки ей под тунику и внезапно нащупал металл.

Кирин моргнул и посмотрел вниз:

– Ты носишь кольчугу?

Джанель смущенно замерла:

– Я хочу быть готова к появлению Мориоса.

– А, точно. В этом есть смысл. – Кирин начал целовать ее в шею, но его внезапно остановило громкое лошадиное фырканье.

Джанель покосилась на огнекровок и страдальчески закатила глаза:

– Они предлагают нам найти себе комнату?

– Хуже. Критикуют. – Джанель погладила его по груди сквозь мишу. – Мы вполне могли бы использовать тюки соломы сзади. – Ее глаза были красны от слез, но, судя по ее улыбке, она говорила вполне серьезно.

По крайней мере, Кирин был в этом уверен. Как бы сильно эта идея ни возбуждала его – о, а она весьма его возбуждала! – он знал, что сейчас должно было произойти. Нечто, что с помощью гладкой плоти и томных движений могло заглушить боль, – когда не хотелось использовать арис и пиво.

Кирин поцеловал ее в лоб.

– Мне бы очень этого хотелось. –