– Пошли.

– Куда ещё?

– Туда.

Обулась, вскинула вялого Леля на закорки и устремилась куда-то. Эжен подобрал плащ и потащился следом. Фиделио бодро бежал впереди, показывая дорогу. Долго продирались сквозь кусты, пока они из высоких и хлёстких не стали низкими и колючими. Темнота немного развеялась. Лёг на низкие тучи отсвет белого снега. Будто много его там, целое широкое поле. Болото, наверное, замело. Заскрипело, и среди кустов открылась низкая дверь. За дверью томился густой мрак и пахло застоявшейся сыростью.

– Ну, чего стоишь? – сердито сказал мрак голосом Арлетты. – Заходи. Только дверь пока не закрывай.

Эжен шагнул через высокий порожек, сейчас же споткнулся, но Арлетта не дала упасть, подхватила, пихнула куда-то в угол. В углу было сыро, пованивало гнильцой, зато можно было сидеть и не шевелиться. Шевелилась и шуршала в темноте несгибаемая Арлетта. Должно быть, эти шпильманы совсем иначе устроены, чем обычные люди.

– Кресало где?

Эжен снял с шеи и протянул в темноту заветный мешочек. Стук, треск и загорелась вонючая сальная свечка. Жалкий огарок был прилеплен к широкой обмазанной глиной печи. Кроме печи здесь помещались кучка камней размером с кулак, большая кадка и лавка. На лавке лежал закутанный в плащ Лель, под лавкой свернулся Фиделио.

– Это чего? – нашёл в себе силы спросить Эжен.

– Дурень! Баня. Слыхал про такое?

Слыхал, конечно, но бывать в деревенской бане как-то не приходилось. Арлетта ныряла в дверь, шустро таскала откуда-то дрова и заталкивала их в печку.

– Можешь спать, – великодушно разрешила она, – теперь не замёрзнем.

Холодно в этой бане было, как на улице, но Эжен поверил, благодарно закрыл глаза и рухнул в тяжёлое забытьё.

В забытьи скоро стало тепло и уютно. Кто-то стянул с него мерзкую обувь и сырую, давящую одежду, и стало совсем хорошо. Главное, не шевелиться, тогда и больно не будет. Немного мешало назойливое звяканье и бормотание. Арлетта возилась с Лелем, раздевала его, растирала из склянки с разбойничьим пойлом, брякала печной дверцей, подбрасывала ещё дров. Становилось не просто тепло, но жарко. Аж в горле засвербело. Эжен подполз, пристроил голову на пахнущего мокрой псиной Фиделио и заснул по-настоящему.

Глава 6

Рожа была жуткой. Тусклые поросячьи глазки, почти задавленные разбухшими синими веками, редкая белёсая щетина вокруг набрякшего густой краснотой носа и пасть с пеньками гнилых зубов, из которой вываливались ошмётки слов. Слова были сплошь непонятные. Эжен было решил, что блуждания по лесу привели в какую-то неведомую страну, например к белым свеям, но потом смысл некоторых выражений начал до него доходить. Их частенько употребляли липовецкие пацаны, играть с которыми категорически запрещалось. Впрочем, юноши из обучавшихся в Академии благородных семейств тоже не чурались подобных речей, хотя у них выходило не так смачно.

– Пошли вон, нищеброды, – закончила рожа на языке родном и всем понятном. У рожи выросли руки, схватившие Эжена за грудки, видимо, чтобы выкинуть его вон. Эжен слабо сопротивлялся. Он точно знал, что «вон» это туда, где холодно, снег, колючие кусты, ёлки и вообще гадость.

– Доброго утречка, дяденька. Поправиться не хотите?

Голос Арлетты и бодрое бульканье произвели магическое действие.

– Вы кхто? – просипел дяденька, выпуская Эжена и протягивая руки к приятно поблёскивающему полуштофу. Надо же, пригодился.

– Сироты мы, – пропела Арлетта, – в кусочки по дворам ходим. Нам бы хоть денёк перебыть да ночку переночевать. Сделайте благое дело, не откажите.

Полуштоф перекочевал в руки, скорее напоминающие кузнечные клещи.

– Ладно, – согласилась рожа, не без удовольствия принюхиваясь к притёртой пробке, – чтоб завтра к утру вас тут не было.

– Как скажете, дяденька, нам бы денёк да ночку, а там дальше побредём.

И случилось чудо. Рожа благополучно исчезла, захлопнув за собой дверь. Свету осталось лишь из крохотного оконца над печкой.

– Это был кто? – прохрипел Эжен.

– Хозяин. Думаешь, баня сама в лесу выросла? Тихо, Фиделио, тихо. Он ушёл. Молчать! А ну, я кому сказала?!

– В лесу?

– Деревня тут. Просто бани от пожару всегда на отшибе строят. У тебя вроде деньги были? Не потерял?

– В штанах.

Кольнуло неприятно. Штанов на нем не было. Сохли на печке. Шпильманам верить нельзя. Сейчас заберёт кошель и уйдёт. Арлетта кошель нашла, подкинула на руке, зубами развязала затянувшийся ремешок.

– У-у, плохо дело.

– Чего?

– Одни серебрушки. Разменивать придётся. А это заметят и запомнят. Откуда у такой, как я, серебро? Ладно, придумаю что-нибудь.

Вытащила две монеты, кошелёк кинула Эжену.

– Держи при себе. На шею повесь, а лучше засунь в подштанники. Целей будут.

Эжен вспомнил, что на нём, кроме рубахи и этих самых подштанников, ничего нет, и страшно смутился. Даже уши покраснели. Хорошо, что в бане темно.

– Пойду еды купить попробую, заодно разузнаю, что там и как, куда нас занесло и вообще что в мире делается. А ты за дитём смотри, тряпочку на лбу меняй. Высохнет, выйди, немного снега заверни. Жар у него.

Эжен поглядел на Леля, который глаза открыл, но смотрел мутно и дышал трудно. Вот теперь давай, лечи, сам же похвалялся господину Ивару, что все травки выучил.

– Гусиного сала добудь, – сказал он, – малины сушёной, липового цвета. Посуду какую, чтоб заварить.

– Погоди-ка, – вдруг встрепенулась Арлетта, – мы ведь в Остраве уже, а вы не просто побирушки. Ты сынок какой-то придворной шишки, он вообще принц. Надо не деньги менять, а найти какое-никакое начальство. Старосту там или воеводу, или благородный какой, может, тут обитает.

Ой, дурак! Эжен сквозь озноб и чёрную усталость ухитрился ощутить настоящее ликование. Они же дома, живыми ушли из опасных фряжских земель. Надо не валяться на полу в старой бане, а звать на помощь, и тогда будет всё, что положено: слуги, тёплая комната, мягкая постель, молоко со сдобным печеньем и никакой ответственности. Счастье. Но тут в усталой голове с хрустом, который он почти услышал, решилась ещё одна логическая задачка. Решение оказалось таким паршивым, что он закашлялся и через кашель выговорил.

– Не говори никому. А вдруг…

– Чего вдруг?

Арлетта сердилась, не понимала, чего он мнётся. Скомороха наивная. Ничего страшней кромешников и подорожных разбойников в своей жизни не видела. Сразу видно, во дворце не жила. Мысли путались, язык заплетался, но Эжен попробовал объяснить.

– Вдруг не те люди услышат… У него врагов… Мы ж из дворца потому сбежали, что его убить пытались. Ты… ты вот чего, помоги нам ещё немного. Король тебя наградит. Поможешь?

– За ребёнком смотри, – фыркнула Арлетта и ушла.

Страшная рожа отзывалась на имя «дяденька Федул». Жил Федул бобылём, на отшибе, на самом краю придорожной деревни с бодрым названием Большие Костоломы. Деревня, испокон веков стоявшая на Полибавском тракте, была богата. Имелись и лавки, и странноприимный дом, и трактир. В трактире Федул в основном и обретался. Земли у него, кроме заросшего бурьяном и малиной огорода, не было.