Шрифт:
Закладка:
VI. После того как консулы высказали это и многие присоединились к обеим сторонам, сенат оказался в затруднении относительно того, что же следует делать, и заседал в течение многих дней подряд, так как, с одной стороны, казалось, что Брут говорит о наиболее полезном, с другой — что Коллатин советует наиболее справедливое. Наконец сенат решил сделать народ судьей и того, что полезно, и того, что справедливо. 2. И после того как каждым из консулов было сказано многое, курии[569] (числом тридцать) провели голосование, причем перевес в ту или иную сторону был столь незначительным, что лишь благодаря преобладанию в один голос желавших отдать имущество оказалось больше, чем желавших присвоить его. Тиррены же, получив ответ от консулов и долго восхваляя город за то, что выгоде он предпочел справедливость, написали Тарквинию, чтобы тот прислал лиц, кто примет обратно имущество, сами же они оставались в городе под предлогом сбора движимого имущества и распродажи того, что нельзя ни увезти, ни унести. На самом деле они сеяли смуту и плели заговор среди жителей города, как им это и поручил тиран. 3. Ведь послания от изгнанников они передали их сторонникам и от тех получили другие письма — к изгнанникам. Кроме того, затевая беседы со многими и прощупывая настроения тех, кого они считали легко поддающимися соблазну то ли из-за бессилия духа, то ли из-за недостатка жизненных средств, то ли из-за тоски по преимуществам, которыми они пользовались при тирании, послы стремились подкупить, внушая им добрые надежды и снабжая деньгами[570]. 4. Естественно, в большом и многолюдном городе должны были найтись и такие, кто наилучшему из образов правления предпочтет наихудший, причем не только из черни, но и из знати. Среди них были два Юния, Тит и Тиберий, сыновья консула Брута, лишь недавно начавшие отращивать бороду, а с ними и два Вителлия — Марк и Маний, братья жены Брута, вполне способные к ведению государственных дел, и сыновья сестры другого консула — Коллатина, оба, и Луций, и Марк Аквилии в том же возрасте, что и сыновья Брута. У этих-то Аквилиев[571], отца которых уже не было в живых, и происходили многочисленные собрания, у них же замысливались и способы возвращения тиранов.
VII. Мне кажется, что благодаря не только многим и различным причинам, но и провидению богов дела римлян оказались столь успешными, но более всего — благодаря тому, что тогда произошло. Ведь несчастных заговорщиков охватило такое безрассудство и сумасшествие, что они осмелились написать тирану собственноручно подписанное письмо, открыв ему имена большинства принимавших участие в заговоре людей, а также время, в которое те собирались совершить нападение на консулов. Понеже из присланных от тирана весточек они поняли, что тот хочет знать, кого из римлян ему необходимо будет облагодетельствовать, когда он вернется к власти. 2. Благодаря случайности консулы перехватили эти письма. У Аквилиев, сыновей сестры Коллатина, собрались самые главные участники заговора, приглашенные якобы на жертвоприношения. После угощения они, приказав слугам удалиться с пирушки и выйти за пределы мужской половины дома, обсудили между собой вопрос о возвращении тиранов и записали решение в собственноручно подписанном письме, которое Аквилии должны были передать послам от тирренов, а те в свою очередь — Тарквинию. 3. В это время некий виночерпий из прислуги, пленник из города Ценина по имени Виндиций, заподозрив, что эти мужи задумали злое, удалил слуг и, оставшись у дверей один, подслушал их разговор и подглядел через какую-то щель в дверях, что все они пишут письма. 4. Выйдя из дома уже глубокой ночью, будто бы посланный господами по какому-то делу, он не решился пойти к консулам, опасаясь, как бы они из-за родственных соображений не пожелали скрыть дело и не уничтожили самого донесшего о заговоре, но отправился к Публию Валерию, который был одним из четырех вождей, уничтоживших тиранию[572]. Получив от Валерия клятвенное заверение в собственной безопасности, скрепленное рукопожатием, он донес о всем том, что видел и слышал. 5. Узнав об этом, Валерий, ничего не откладывая на потом, под утро заявляется к дому Аквилиев с многочисленной толпой клиентов и друзей. Войдя беспрепятственно в дверь (он-де зашел по какому-то другому делу), Валерий захватил еще бывших в доме юношей и письма, самих же юношей доставляет к консулам.
VIII. Собираясь вслед за этими событиями поведать о значительных и удивительных деяниях Брута, одного из тех консулов, которыми очень гордятся римляне, я опасаюсь, как бы не показалось, будто я рассказываю грекам о жестоких и невероятных событиях, так как всем свойственно судить то, что говорят о других, по своим собственным несчастьям и по самим себе определять, что достойно доверия и во что поверить невозможно. Тем не менее я начну свой рассказ. 2. Ведь с наступлением дня Брут, сев в судебное кресло и рассмотрев письма участников заговора, нашел и письма своих сыновей, которые опознал по печатям, вскрыв их, обнаружил еще и примечательные особенности их почерка и приказал, чтобы писцы прежде всего вслух зачитали оба письма для всех присутствующих. Затем он велел сыновьям сказать, не хотят ли они чего-либо добавить. 3. Когда же ни один из них не дерзнул отпираться, но, признав свою вину, оба заплакали, Брут после недолгого промедления встал, всех призвал к молчанию и при всеобщем ожидании его приговора вдруг заявил, что приговаривает детей к смертной казни. На это все, не считая возможным, чтобы столь достойный муж был наказан смертью своих детей, закричали, что они желают сохранить отцу жизни его сыновей. 4. Он же, не обращая внимания ни на их крики, ни на рыдания, приказал ликторам увести юношей, несмотря на то, что те умоляли и называли его самыми дорогими его сердцу именами. Поразительным показалось всем уже и то, что муж сей нисколько не уступил ни просьбам граждан, ни
