его ждал форменный облом — книжек не нашлось ни у кого. Как так-то? Он был уверен, что читал про эти самые книжки, единственный документ солдата, кроме партбилета или комсомольского. А тут ни у кого. Это что, та история с крестьянами, которым ничего не выдали, не случайность? Настолько всё хреново, что выходящий из окружения красноармеец ничем не может доказать свою принадлежность к какой-то части и вообще фамилию? Бардак, дорогие товарищи! Армия, с позволения сказать.

Пока он шарил по карманам гимнастёрок, его приказ о выборе оружия был исполнен, оба даже пострелять по деревьям успели. Ну да, чего таиться, если кто есть, он уже бежит сюда на всех парах или бежит отсюда и прячется с той же скоростью. Сколько раз он выстрелил, пока немчуру валил? Три магазина, пятнадцать патронов. Так что таись, не таись — а уже все всё слышали, если тут есть кто-то с ушами.

— Ну мы это, задание выполнили. Дальше чего?

— Дальше, — Парамонов оглянулся на подошедших крестьян. С винтовками за спиной они смотрелись уже не так потеряно, в глазах что-то новое появилось. — Дальше спасаете кобылу из кустов, мародерите все сидора и ранцы, оружие и патроны складываете на подводу, еду туда же. Нечего нам тут делать.

— А поснидать? А похоронить? — Оба вопроса, заданные одновременно, слились в один, но Александр разобрал обе его части.

— Пусть лежат рядком, их война окончена. Свежие трупы этих трофейщиков к своим подтащите, чтоб одной компанией лежали. Местные похоронят. А кушать здесь мы не станем. Уедем подальше, там и сготовим. Я вроде котел видел в телеге.

— Вопрос можно? Я чего интересуюсь, на кой нам столько ружей? Может, бросим тут часть?

— Вопрос правильный. Ответ мой такой: если немцам достанется оружие, бед натворит. Опять же нам оно и самим может пригодится. Кто знает, кого в пути встретим, вдруг человек захочет с винтовкой путешествовать?

— Никак партизанский отряд решил собрать? Как в гражданскую.

— Не так громко. Скорее, общество любителей природы.

— Ишь ты, общество! Нашел сам чего-то?

— Нет. Сейчас последних обыщу. Ни у кого документов нет.

— А я про что! Не выдали нам ничего, видать и их на смерть без бумажки отправили.

— Забыл сказать, — Александр посмотрел на товарищей, — обувь себе подберите нормальную, а то долго в своих штиблетах не проходите.

— Так можа с немцев сапоги поснимать? Справные сапоги, я смотрю.

— Не надо вам немецких сапог. Гансы увидят их на вас, решат, что вы убили их солдата и раздели или украли где-то. А наши увидят вас за диверсантов немецких сочтут. Потом не отболтаетесь.

— Голова ты, Александр. Всё наперед продумываешь. В нашем бы колхозе такой председатель был, мы б его на руках носили.

Парамонов стоял возле телеги и записывал в свой ум, что теперь у его отряда, вернее общества есть в наличии. Имелось у них теперь немного, если сравнивать с желаемым, а ежели с их утренней номенклатурой сравнить, то прямо богачами стали. Да, котел на телеге нашелся, не показалось Александру. Про оружие говорить даже не стоит, были винтовки двух видов и немного патронов. По мнению Александра — совсем мало. Ему на один день пострелушек не хватит. А для боя? Он очень сильно подозревал, что если в бою повернется так, что придется раз сто стрельнуть во врага, то их к тому времени уже давно поубивают. Так что сотни патронов к мосинке хватит. А еще же есть немецкие винтовки, и патроны к ним.

Среди погибших не оказалось ни одного сержанта или командира, что давало надежду, что кто-то смог уйти с места этой схватки. Скорее всего шли по дороге и попали в засаду. Хотя, кто сейчас скажет, как было дело. С имуществом у погибших было негусто, опять же, если часть вещей погибших не унесли выжившие. В фонд общества любителей природы от погибших соотечественников попали четыре котелка, три алюминиевые фляги и две стеклянные, два вещмешка, один ранец, целых пять гранат-лимонок с запалами, кое-что из мыльно-рыльного, запасные портянки. Гранаты порадовали, особенно их запалы. Парамонов видел, даже держал в руках советские гранаты РГД-33, но пользоваться ими не доводилось, толком объяснить ему тоже никто не смог, что нажимать, зачем дергать и когда их метать. А уж использовать как мины-растяжки эти штуковины точно не получилось бы. Как говорится, гранаты не той системы.

Вся еда, которой разжились любители природы, была от немцев. Какие-то галеты, консервы с иностранными надписями, кусок соленого сала и целый каравай хлеба, явно у кого-то отнятого. Было курево, на которое Алексей смотрел с непонятным чувством: вроде удачно нашёл, но москвич велел бросать курить. Как быть тогда? Они с Василём уже бросили, или сначала нехай эти скурят?

— Короче, я вас понял, граждане. Курить охота, но понимаете, что теперь эта привычка опасная. Так?

— Чем она опасная? Я вот не понял. — Насупился Василий.

— Курящего человека в лесу не только зверь легко чует, его и человек по запаху найдет. Тебя убьют, не жалко. А ну как и меня за компанию подстрелят.

— А чего это меня не жалко⁈

— А того. Ты рискуешь осознанно, у тебя удовольствие от папироски выкуренной. А я не покурю, и тоже под раздачу попаду — мне обидно как будет!

— Так не бросай.

— Не. Я решил, что на войне, тем более на лесной курево это шаг к смерти.

— Прав он, Василь. Мы вот на охоту когда собирались, с вечера дымит бросали. Чтоб, значит, нас зверь не чуял. Наука!

— Но забрать-то с собой можно?

— Забирай. У деревенских на еду обменяем.

— А это дело! Не грабить же их. А если просить, небось таких попрошаек сейчас много. Одни просят, другие грабят, третьи реквизируют на нужды армии. А крестьянину зимовать не с чем будет.

— Да ладно! Колхозное поле сжал и всю зиму сыт! — Засмеялся Алексей. — Думаешь, до зимы Советская власть вернется? Никто слова не скажет. Да, москвич?

— Советская власть теперь нескоро вернется. А колхозное поле сжать… другая власть сейчас придет и на поля погонит. Угадайте, куда убранный хлеб отправится? Ага, уже сами догадались. Так что да, голодно будет здесь зимой, плохо. Ладно, поговорили, и будет. Поехали уже. Патрон дослать! Оружие держать под рукой, быть