— Вон оно чего! Так вы из пионерского лагеря сбегли! А мы никак в толк не возьмём. — Алексей выразил всеобщее чувство облегчения.

— Так понято, из пионерского! — Василь сделал вид, что ему опять всё понятно.

— Дяденьки, а вы что подумали? Какой еще может быть лагерь? Не комсомольский же. — Святая простота, как Советский Союз ухитрялся выращивать таких наивных юношей в том навозе, который кругом раскидан? Во всяком случае Парамонов этого не понимал.

— Закончили болтать. Давно скитаетесь? Что с лагерем стало?

Пацаны повелись на суровый голос такого же неказистого мужика, как те двое. Хотя насчет неказистости, это они зря. Хоть и одетый в замызганную старую одежу, он возвышался как памятник Ленину на городской площади над всеми. Не столько ростом, сколько уверенностью. Ну и ростом, и плечами. И вообще, у него даже штаны с сапогами солдатские, а еще винтовка в руках. Один из троих с первой же секунды кинулся за оружием первым делом. Так только кадровые командиры делают, и то не все, небось. А только повоевавшие. В пустых головах двух подростков уже сложилось два и два, а потом родилась суровая романтическая история славного боевого пути того дядьки.

Парамонов всего этого не знал, у него в голове крутилось иное: пацанов кормить надо, пристраивать куда-то. А куда? Судя по тому, что он знал про эти времена и видел вокруг, нет сейчас такого места, где им было бы безопасно. А еще он вспомнил свои шутливые комментарии в кругу семьи после просмотра исторических фильмов. Когда сын спрашивал его, что было потом с героями, Александр непременно отвечал: «А потом все они умерли». И пояснял, мол дело-то давно было, все давно умерли от старости, даже кости сгнили. Он с детства в детях воспитывал понимание прозы жизни — все умрут, это нормально. Для охотника это вообще естественно, принимать ход вещей философски. Сегодня ты встретил косулю, завтра ты её скушал. А когда-нибудь потом тебя самого скушают червячки, если не сожгут в крематории. Он не переживал ни по поводу червячков, ни относительно печи крематория.

Так что Парамонов еще раз выдохнул и скомандовал:

— Василь, детей сведи на ручей, отмой. Алексей, готовь кашку, но жидкую. Хрен знает, сколько они голодают. Чтоб потом животами маяться не начали.

— Мы не дети!

— А можно сначала порубать, а мыться потом?

— Вот что, недети, здесь у нас не лагерь, здесь никакой дисциплины нет. Так что как сказал, так и будет. А то вон лес, в лесу бес. С нами не хотите, к нему идите.

Эта присказка старого охотника непонятно как всплыла в голове и пришлась очень ко времени. У того дедка много было прибауток да побасёнок, буквально на любой случай жизни. Смешнее всего выходило, когда после каждой трапезы в лесу, он приговаривал: «Поели, попил и, по…ли и спать легли!» Хотя ни половых развлечений, ни сна после еды не предполагалось. Собирали монатки и шли дальше.

Хорошо, когда можно не самому что-то делать, а поручать товарищам. Особенно, когда команды выполняются без споров, так думал Парамонов. С тем же были согласны Алексей с Василием, они уже давно для себя решили, что им проще брать на себя хозяйственные вопросы, пока этот москвич занимается организационными и боевыми. Всех всё устраивает. Целый день уже прожили совместно и до сих пор живы. Да еще и горячего поесть получилось. Это ли не славно! Обременение в виде винтовок за плечами было той ложкой дегтя в горшке каши, которая не мешала кашу глотать. Столичный человек, явно с пониманием происходящего кругом, если говорит ходить всегда с винтарем, даже до ветру — будут ходить. А вот еще, если этот москвич велит копать яму под нужник, тогда точно краском или белый офицер. И плевать, что молодоват для такого, мог же он притвориться или замаскироваться под тридцатилетнего? Мог. А самому уже сорок и вполне успел повоевать за белых. С оружием как обращается, так и красноармеец не смог бы.

Думки в головах не помешали споро сделать все намеченное. Александр за это время успел выдуть муравьев из своего котелка с кулешом и доесть. Он сильно отстал от крестьян по скорости поглощения пищи. Да и не удивительно — городской.

Рассказ пацанов, которые себя считали вполне взрослыми, перемежался мычанием, когда во рту оказывалась каша. Их голод соперничал с желанием высказаться взрослым, настоящим взрослым, про то, что они лично думают о происходящем, о планах Красной армии, действиях товарища Сталина, незавидной судьбе немецких фашистов, ответе немецких коммунистов… Короче ели, мычали, трепались и крутили лопоухими головами, не замечая ироничных ухмылок окружающих их мужиков.

С лагерем всё оказалось просто, глупо и грустно. Когда началась война, детям и начальству было велено сидеть ровно и ждать эвакуации. Потом случились пролеты непонятных групп самолетов над головами, а затем и бомбежка моста рядом с лагерем. Когда кончилась телефонная связь и нервы, начальник лагеря построил всех детей и взрослых и толкнул речь. А потом повел весь лагерь на железнодорожную станцию. Именно на станции ребятишки попали под бомбардировку и бежали во все стороны слепые от ужаса. Конкретно эти бежали куда-то три дня в уверенности, что бегут в Минск под защиту могучей Красной армии. Постепенно запал иссяк, как и прихваченные в разбитой продуктовой лавке продукты — конфеты и баранки. Парамонову импонировало то место в рассказе, где они сразу после бомбежки станции и непосредственно перед паническим бегством обшарили тот развалившийся киоск с баранками. Значит, паника у парней контролируемая, инстинкты нормальные, толк из них будет.

— Дяденьки, а вы партизаны? Вы как в гражданскую по лесам воюете, чтоб оказывать помощь Рабоче-Крестьянской Красной Армии? — Именно так звучало в их голосе каждое слово, с самой большой буквы.

— Мы общество любителей природы. Ходим по лесу, собираем гербарий, слушаем птиц. Заодно всякий мусор прибираем за другими путешественниками. Понятно?

— Да чего ж непонятного! Вы — наша разведка!

— Прямо таки ваша?

— Вы же советские! А значит вы наши.

Да уж, мысленно вздохнул Парамонов, раньше мы были сами по себе, а теперь мы ихние, наши то есть. Но в эту игру можно играть вдвоем.

— Нет, парни. Это вы наши. Мы советские. Взрослые и умные. А вы наши помощники. Так понятно? — Он передразнил Василия, — А раз понятно, то берете котелки и идете к ручью отмывать посуду и ложки.